В творчестве Струга 900‑х годов нашла наиболее полное отражение польская революционная действительность — рассказы сборников «Люди подполья» (1908), «Из воспоминаний старого сочувствующего» (1909), «Суровая служба» (1909), повесть «Завтра» (1908), роман «История одной бомбы» (1910). Струг пришел в литературу из революции, а не наоборот, как многие другие писатели, писавшие о революции с позиций увлеченных ею интеллигентов. Он смотрит на революцию изнутри, глазами деятельного подпольщика, передает всю конкретную повседневность революционной борьбы. Он создал образ нового героя — профессионального революционера, прежде всего интеллигента, но также рабочего и крестьянина. Писатель стремится проникнуть в психологию революционеров, показать, как они пытаются преодолеть сомнения в правильности своих действий. Правда, романтический ореол избранничества и жертвенности часто препятствует такому раскрытию образов, и все же многие герои Струга жизненно достоверны и человечны. И главное, показывая революцию на излете, Струг учитывает перспективу борьбы и логику истории. Он видит связь между национально — освободительными шляхетскими польскими восстаниями девятнадцатого века и борьбой польских трудящихся против царизма и капитализма в новую эпоху и расценивает революцию 1905 г. как начало последующих исторических перемен.
Сходные темы избирает другой представитель «школы Жеромского» (понимаемой не как подражательство, а как осознанная идейная и художественная инспирация) — Густав Даниловский (1871–1927). Он, как и Струг, был деятельным членом ППС, но принадлежал к другой ее фракции. Даниловский в аллегорических образах выражал веру в историческую миссию пролетариата — спасителя человечества и культуры («Поезд», 1899), в повести «Из дней минувших» (1902) рассказывал о целеустремленной жизни семьи революционеров. Написанный в стиле лирической прозы Жеромского, полный романтической патетики роман «Ласточка» (1907) передает настроение предреволюционных дней, готовность к борьбе и жертвам, которой охвачены члены студенческого конспиративного кружка.
Социальная «заангажированность», полемичность по отношению к теориям «чистого искусства», натуралистически — жесткое и одновременно романтически — патетическое изображение ужасающих условий жизни и труда рабочих и шахтеров, их зреющего протеста свойственны прозе известного в 90‑е годы поэта рабочей Польши (впоследствии сблизившегося с национал — демократами) Анджея Немоевского (1864–1921): «Листопад» (1896), «Письма безумца» (1899), «Прометей» (1900) и др. Особое место в его творчестве занимают близкие по типу психологическим рассказам Струга новеллы, посвященные «людям революции» — польским, русским и еврейским рабочим, участникам революции 1905 г. («Люди революции», 1906; «Борух», 1907).
Новаторские достижения Жеромского оригинально развивает в своих исторических романах «Пламя» (1908) и «Дубрава» (1911) Станислав Бжозовский (1878–1911) — видный польский философ и теоретик культуры, многочисленные научные и литературно — публицистические работы которого надолго заслонили его примечательное литературное творчество. «Пламя» написано в форме лирических воспоминаний бывшего народовольца поляка Михала Каневского. Хроника «Народной воли» перерастает в этом романе в полную энтузиазма апологию совместной борьбы польских и русских революционеров «за вашу и нашу свободу». Подобно Жеромскому, Бжозовский славит эту благородную традицию польских и русских дворянских революционеров, обращаясь к историческим аналогиям, в частности к патриотической деятельности гетмана Жулкевского.
Другая линия в развитии польской реалистической прозы на рубеже веков связана с творчеством Владислава Станислава Реймонта (1867–1925). Лирической напряженности, субъективно — романтическому пафосу Реймонт противостоит сильно развитым объективным, эпическим началом. Если Жеромский посвятил себя идее правдоискательства и переустройства жизни, то страстью Реймонта, не покушавшегося на «исправление человеческого рода», стало яркое и точное изображение ее многообразных проявлений.
В юности Реймонт был актером странствующей труппы, служащим на железной дороге, учился портняжному ремеслу, подвизался на поприще медиума в спиритических сеансах, подумывал и о поступлении в монастырь. Его феноменальная наблюдательность и способность яркого, пластически зримого запечатления увиденного породили ряд жанрово — социологических зарисовок из жизни разных слоев польского общества. Писатель был первым в освоении новых для польской литературы тематических пластов — таких, как изображение актерской среды (романы «Комедиантка», 1896; «Брожение», 1897; повесть «Лили», 1899), жизни промышленного города (роман «Обетованная земля», 1899). Реймонт чутко улавливал новые веяния, в частности социальные перемены в польской деревне, что особенно проявилось в четырехтомном романе «Мужики» (1904–1909).
Александр Ефимович Парнис , Владимир Зиновьевич Паперный , Всеволод Евгеньевич Багно , Джон Э. Малмстад , Игорь Павлович Смирнов , Мария Эммануиловна Маликова , Николай Алексеевич Богомолов , Ярослав Викторович Леонтьев
Литературоведение / Прочая научная литература / Образование и наука