История всемирной литературы в девяти томах: том второй

Иной тип художественного обобщения мы находим в поэтическом рассказе о богатыре Фу Донге (Зяунге). Фу Донг схож с героем зрелого эпоса, и его можно сопоставить с былинным Ильей Муромцем. То, что Фу Донг в три года «говорить еще не умел, все лежал на спине, не поднимался», очень близко к «сиденью сиднем» Ильи Муромца. Отчетливы в этой богатырской сказке демократические черты: Фу Донг, ни на что, казалось бы, не способный и никуда не годный малыш, вдруг в годину грозной опасности, нависшей над страной, заговорил как богатырь, не в пример растерявшемуся государю Хунгу. Фу Донг — образ собирательный, воплощение силы и воинской доблести. В X в. в честь Фу Донга, которому императорский двор пожаловал титул «небесного князя», был построен памятный храм (ден), ежегодно проводилось празднество, сопровождавшееся театральным действом и пением посвященных Фу Донгу песен.

К циклу повествований о временах Хунгвыонгов относится сказка о размолвке двух братьев по вине жены старшего брата; ссора привела в конце концов к тому, что старший брат превращается в камень, а младший — в арековую пальму, которую обвивает превратившаяся в бетельную лиану жена старшего брата. Этиологическая концовка варианта, дошедшего до нас в записи XV в., осложнена, видимо, поздней попыткой превратить сказку в храмовую легенду. Об этом свидетельствует образ государя Хунга, имеющий черты культурного героя: он первым открывает свойства бетеля, и обычай жевать бетель предстает как освященный его волей и повелением.

Предание о строительстве крепости-улитки Колоа с помощью Золотой Черепахи, о любви царской дочери Ми Тяу к юному заложнику Чаунг Тхюи рассказывает уже о временах, значительно более поздних, чем эпоха Хунгов. В предании старый сказочный мотив вражды тестя-царя и царского зятя, а также двойственность положения царевны использованы для того, чтобы объяснить поражение властителя Ан Зыонга и гибель его государства. Коллизии предания полны драматизма, потому что юноша-заложник, причина всех зол, любит Ми Тяу.

В ранних записях вьетнамского фольклора есть предание о сестрах-воительницах Чынг, возглавивших в I в. н. э. восстание против китайских феодалов. Отражающее активную роль женщины в общественной жизни в Юго-Восточной Азии этой далекой эпохи, предание основано на историческом факте.

Древние народные повествования, запечатленные в ранних записях вьетнамского фольклора, послужили неиссякаемым источником сюжетов и тем для писателей более поздней поры.

Вьетнамская литература X–XII вв. развивалась в условиях, когда Вьетнам, завоевав независимость, завершал создание централизованного феодального государства.

В это время во Вьетнаме господствовали феодалы — потомственная аристократия, опиравшаяся на буддийских священнослужителей, многие из которых были связаны с ней по происхождению. В XI в. символом созидаемого централизованного государства становилось перемещение в столицу храмов, посвященных почитаемым местным духам и обожествленным героям. Новая общественная сила — ученые-конфуцианцы, из среды которых выходили служилые люди, — лишь начала формироваться. В столице был основан конфуцианский храм (1070), учреждено конфуцианское «Училище сынов отечества», где учился и наследник престола, и несколько позднее была установлена система экзаменов для получения ученой степени (с 1075 г.), на которых, как сообщает хроника, в XI–XII вв. испытывалось умение «читать буддийские молитвословия, воспроизводить на бумаге стихи древних и решать арифметические задачи». Была открыта академия (Ханлям), ведавшая составлением указов, куда назначались чиновники, выдержавшие экзамен.

Конфуцианство и буддизм отнюдь не всегда мирно сосуществовали. Конфуцианцы переходили в наступление, обрушиваясь, правда, не на учение буддизма, а на нерадивых монахов. Только в дальнейшем, при династии Чан, буддийские священнослужители будут все более оттесняться от власти учеными-конфуцианцами, чье идеологическое влияние также возрастет.

В X–XII вв. мы находим такие виды письменных памятников, которые имели отнюдь не только литературное назначение (все они написаны на ханване): хроники и исторические записи, дошедшие до нас лишь во фрагментах, поучения буддийских священнослужителей, обращенные к ученикам, воззвания полководцев, указы и послания, эпиграфика, представленная надписями на каменных стелах и колоколах буддийских храмов. Некоторые из них были облечены в стихотворную форму, что облегчало запоминание. Интересно, что на недавно открытом археологами в древней столице Хоалы восьмигранном столбе из камня имеется надпись, содержащая буддийские сентенции и сообщающая, что в 973 г. было поставлено сто таких столбов.