История второй русской революции

Увы, из социалистов им даже никто не объявлял «боя». Церетели, спрошенный на совещании, правда ли, что он собирался «отсечь от демократии большевиков» (это был вопрос Кишкина: «Мы отсекли своих большевиков справа; отсекли ли вы своих большевиков слева?»), ответил 23 сентября так же, как он отвечал и на юбилейном заседании Государственной думы 27 апреля: «Демократия будет бороться с ними только политическими средствами, считая недопустимыми иные». И напрасно Плеханов предупреждал в эти же дни Церетели в своем «Единстве»: «Сохранив единство демократического фронта, направленного в сторону захвата власти (вместо открытого разделения его на сторонников государственности и сторонников большевиков и анархии), Церетели тем самым произнес «а». Единомышленники Ленина хотят, чтобы он произнес «б». На это он вряд ли решится. Но ленинцы обойдутся без его помощи. Раз произнесено «а», будет произнесено

и «б»: за это ручается объективная логика событий. Но чему же вы-то здесь радуетесь, господа хорошие? Вы, не стоявшие на точке зрения Ленина? Ведь речь идет о самом большом несчастье, которое только могло случиться с русским рабочим, а стало быть, и с Россией... Нет, этого они не понимали. Они так верили в Маркса, что опыт большевистского захвата власти просто не входил в их поле зрения, как «явно бессмысленный и недопустимый». Даже «Новая жизнь» Горького и Суханова считала тогда (мы берем номер газеты от 23 сентября), что «образование правительства пролетариата и беднейшего крестьянства было... не выходом из положения, а просто провалом», ибо «пролетариат, изолированный не только от остальных классов страны, но и от действительных живых сил демократии, не сможет ни технически овладеть государственным аппаратом и привести его в движение в исключительно сложной обстановке, ни политически не способен будет противостоять всему тому напору враждебных сил, который сметет не только диктатуру пролетариата, но и в придачу всю революцию».

Значили ли эти по существу справедливые соображения, что Ленин и не решится на явно безнадежный и опасный эксперимент? Очень многие, понимавшие теоретически неизбежность коалиции с «цензовыми элементами», питали уверенность, что демократия гарантирована от большевистских экспериментов их очевидной безнадежностью. Эта уверенность мешала им понять всю грозность положения и необходимость подпереть «буржуазию» всеми остающимися силами. Во всяком случае «цензовые элементы» не только не имели подобной уверенности, но были, наоборот, уверены в противоположном. «Если после всего случившегося, после того накопления ненависти, угроз, демагогии, которое дала минувшая неделя, — говорила «Речь» от 24 сентября, — коалиция все же осуществилась, то, к великому сожалению, приходится заключить, что положение наше уже, быть может, непоправимо. Во всяком случае можно с уверенностью сказать, что чем полнее нынешняя коалиция, тем яснее, что никакие дальнейшие комбинации, основанные на преемственности власти, решительно невозможны: что это есть последний опыт, за которым в случае неудачи нам грозит каннибальское торжество Лениных на развалинах великой России».

Таково было настроение, с которым на этот раз «цензовые элементы» шли в коалицию. Это и было причиной, почему они не придавали особенного значения частностям соглашения. Во всяком случае они хотели проделать «последний опыт» со всей серьезностью, какая вызывалась положением. Принимая на себя ответственность в такой критический момент, они хотели иметь соответствующую свободу действий, не желая ни связывать себя неосуществимыми обязательствами, ни подчинять себя формальному контролю учреждения, несостоятельного даже с самой строгой демократической точки зрения. После того как в принципе представители демократии отказались требовать формальной ответственности правительства перед предпарламентом, центр тяжести переносился на другой спорный вопрос — о программе.

Программные уступки «демократии». Совещание в Малахитовом зале 22 сентября уже показало, что и тут вожди демократии не настаивают на буквальном исполнении «демократического» требования, соглашаясь на пересмотр программы 14 августа и на выделение из нее в декларации правительства лишь наиболее очередного и осуществимого. С этой точки зрения и решено было пересмотреть программу 14 августа на новом совещании 23 сентября. На этом совещании уже участвовали одни лишь спорящие стороны: «революционная демократия» и «цензовые элементы». Правительство отсутствовало, чтобы не мешать им сговориться. Из бывших министров присутствовал только Карташев, отставка которого формально еще не была принята и который здесь был не в роли члена старого правительства, а в роли кандидата партии к.-д. в новый кабинет.