Среди социалистических партий, кроме плехановской, была, правда, и еще одна, которая, казалось, была бы способна стать на требуемую кооператорами государственную точку зрения. Мы подразумеваем небольшую интеллигентскую группу «народных социалистов» — старых народников «Русского богатства», соединившихся с той бесформенной и неясной в политическом отношении группой, которую со времени первой Думы окрестили именем «трудовиков», заменявшим ей программу. Русское народничество по традиции было менее связано социалистической догмой, чем правоверный социал-демократизм. Оно всегда обнаруживало более способности и желания ближе всмотреться в «особенности хозяйственной и бытовой жизни страны». Именно это течение попыталось поэтому создать самостоятельную теорию русского аграрного социализма. Правда, зато это течение было теснее связно с культурными и идейными традициями русского интеллигентства — и за это особенно подвергалось нападкам «научных» марксистов. Как бы то ни было, около этого старого знамени, Михайловского и Анненского, собралась группа людей, талантливых, знающих, любящих родину и кристально честных. В русской политической жизни они занимали своеобразную позицию обитателей «культурного скита», добровольных анахоретов, свято хранивших неугасимый огонь на старом алтаре. Но теперь русская жизнь и их вызвала наружу. Они могли оказаться нужнее многих других в этом процессе превращения фанатиков отвлеченного социализма в трезвых политических деятелей — процессе, с которым русская жизнь так печально запоздала. Их политическое настроение известно нам из речи А. В. Пешехонова, одного из «лидеров» группы, на демократическом совещании.
Второй съезд «трудовой народно-социалистической партии» (так называла себя группа после слияния с трудовиками) для определения предвыборной платформы в Учредительное собрание собрался в Москве 26 сентября. Он не был многолюдным. Провинция часто впервые приходила тут в соприкосновение со своим центром. Съехалось около 70 членов партии. Председателем был избран Пешехонов; докладчиком от ЦК выступил В. А. Мякотин. Значительная часть того, что он сказал, могла быть сказана «кадетом». Он отметил крушение многих надежд со времени первого съезда. Власти нет. Нет и многовластия. Есть анархия. Боялись «контрреволюции», которой не было. Теперь она есть, «взращенная ошибками революции». Этим ошибкам партия недостаточно противодействовала. Она не протестовала против нарушения всех гражданских свобод демократическими учреждениями и против попыток их стать рядом с властью государственной. В Советах она была «подголоском иных партий, меньшевиков и эсеров». Между тем у партии есть свой лозунг. «Сейчас он непопулярен, ибо требует жертв от масс: но мы никогда не искали