Первые грозные известия о неудаче русского наступления, появившиеся в эти дни, придавали всем этим мерам характер особой настоятельности и неотложности. Но для советской публики они были чересчур необычны. Резолюция исполнительного комитета Советов в тот же день отмечала, что «неизбежные меры, к которым должны были прибегнуть правительство и военные власти.., создают почву для демагогической агитации контрреволюционеров», чему способствует «резкий перелом настроения в массах, вызванный авантюристской попыткой вооруженного выступления». Ввиду этого орган «революционной демократии» требовал, чтобы исключительные меры применялись «лишь к отдельным лицам, но не к целым партиям и политическим течениям» и чтобы «охрану революционных свобод и порядка» правительство взяло на себя «совместно» с органами «революционной демократии». Далее та же резолюция требовала «одновременно с решительным установлением революционного порядка, объявив революцию в опасности», в виде компенсации «безотлагательно осуществить мероприятия, указанные в решениях съездов Советов, направленные к уничтожению всех остатков старого строя, к утверждению демократической республики, к проведению неотложных мероприятий в области земельного и рабочего вопросов, к развитию местного самоуправления для подготовки выборов в Учредительное собрание, а также урегулирование жизни страны, особенно продовольственного вопроса».
Таким образом, Советы навязывали будущему правительству программу, составленную как раз из вопросов, являвшихся конфликтными при прежнем правительстве. Ответ несоциалистических партий на это требование был в тот же день дан Временным комитетом Государственной думы. Комитет напоминал прежде всего, что он тоже имеет право, укрепленное прецедентами, участвовать в назначении нового правительства. Он предупреждал затем, что создание одними комитетами правительства, «подчиненного в порядке политической ответственности» только им, отразит «не общую волю народа, а волю группы социалистических партий» и тем «грозит ослабить авторитетность власти в ее новом составе». Признавая необходимым для сохранения «всенародного признания власти» устройство власти на коалиционных началах, комитет Думы полагал, «что форма коалиции лишь тогда обнаруживает свойственные ей преимущества, если составные части коалиции уравновешены взаимным соглашением — не преследовать частных партийных целей». «Первенствующая задача времени — довести родину до выражения законной воли народа, до Учредительного собрания — сама по себе предуказывает временное устранение всех не связанных с ней частных задач». «Главную причину теперешнего распада власти» комитет Думы в полном согласии с ушедшими министрами усматривал в том, что «эти основные условия прочности всякой коалиции недостаточно соблюдались».
Уход кн. Г. Е. Львова. Декларация 8 июля.
Оставшиеся у власти министры и прежде всего руководящая группа их — Керенский, Некрасов, Церетели, Терещенко — и теперь не хотели соблюдать этих условий. Желая сохранить принцип коалиции, они более, чем когда-либо, по-хозяйски распоряжались портфелями, подбирая людей, удобных для себя и устраняя неподходящих.