9 декабря 1988 г. Вспоминаю декабрь 1942 года, когда в составе 55-й стрелковой дивизии находился под Горбами. Так называлась деревня, которой не было — ее сравняла с землей война. Стояли жуткие 30–40-градусные морозы. Нашу дивизию бросили в прорыв на «горле» полуокруженной 16-й немецкой армии, чтобы вместе с другими частями перерезать «Рамушевский коридор» и окружить фрицев. Немцы использовали против нас всю находившуюся в полукольце артиллерию, которая могла достать до Горбов. После налетов земля чернела, словно снег с полей снимали могучим скребком. Стоило нашей батарее открыть огонь, как почти сразу шел ответный. Для орудий рыли глубокие окопы в земле, накрывали двойным, тройным накатом из бревен. На передовой было еще тяжелее — мерзлая земля не поддавалась солдатской лопатке, да и как рыть, когда весь на виду, лес почти сметен ураганным огнем.
Вчера мне врачи сказали — при морозе больше десяти градусов на улицу не выходить, возможен спазм сосудов, тогда не сдобровать. А в те дни под Горбами мои сосуды да и сердце выдержали не тальке лютый мороз — укрытия от него не было, разве что на 2–3 часа «в землянку заберешься, — но и тот адский обстрел, который всем, кто жив остался, — запомнился навсегда.
И мороз и обстрел запомнили, наверно, и сердце и сосуды. Вот и отдаю долги-.
В обычные дни не всегда понимаешь, как относятся к тебе окружающие, — что-то на виду, что-то внутри, наружу не прорывается. В нашей семье не принято словесное изъявление любви друг к другу. Разве что в праздники хочется сказать „пару теплых слов“, выразить свое отношение к близким людям. Слова заменяются делами, — я помогаю жене, она мне, мы оба — детям и внукам, они — нам.
В дни болезни я со всей очевидностью прочувствовал, как велика любовь и забота обо мне со стороны жены и детей.
В моем положении это прибавляет сил, успокаивает.
О развертывании работ на судостроительном заводе в Николаеве я уже писал. Большая заслуга в этом принадлежит В.И. Скурихину и Ю.И. Опрыско. Последний стал жителем Николаева, возглавил организованный там ВЦ Министерства судостроения.
На Славянском содовом заводе дела шли с переменным успехом. В итоге НИОХИМ перевел УМШН в режим цифрового регулятора. Мой аспирант Грубое, приехав из Славянска, сказал мне:
— Ходил по заводу и оглядывался, как бы кто камнем в спину не запустил (он был участником работ с НИОХИМ). Карбоко-лонна теперь управляется машиной, аппаратчикам нечего делать, остались без работы, вот и злятся.