История вычислительной техники в лицах

Преподаватель физики, которому я должен был сдавать следующие два экзамена, к этому времени ушел домой. Я решил проявить нахальство и пошел к нему. Он удивился, но тем не менее принял у меня два экзамена по физике. Последним в этот день был экзамен по астрономии. Уже к вечеру я разыскал преподавателя в институте. Начав сдавать экзамен, заметил его легкое волнение, оказывается, у него очередь подходит за хлебом. Что делать? Пошли с ним вместе. Помню, стояли в очереди, у меня были бумаги, где я сделал все выкладки, и на все вопросы написал ответы. Он задал еще два или три вопроса и, уже поздно вечером получив хлеб, поставил мне последнюю оценку — «пятерку». Пожевав завалявшиеся сухари, я пошел к развалинам драматического театра, где и заснул. Проснулся, когда рассветало. В этот день сдал успешно два экзамена по алгебре, а на следующий — еще четыре.

В следующий приезд сдал остальные экзамены и оказался на пятом курсе. Это был самый героический период в моей жизни.

Передо мной встал выбор — что делать? Было начало сентября 1947 года. Я числился студентом пятого курса Новочеркасского индустриального института и был зачислен на пятый курс Ростовского (на Дону) университета. В Новочеркасском индустриальном институте оставалось пройти производственную практику и написать дипломный проект. Я не стал этого делать и поехал в Ростов, начал заниматься в университете. Устроиться в общежитии не смог, частная квартира стоила дорого, поэтому я уехал домой в Шахты, договорившись, что буду учиться как заочник. Дипломную работу мне дали по теории несобственных интегралов. Отец в это время жил в Шахтах, второй раз женился, появились дети, и стало тесно. Я кое-как перебивался. В Ростове не показывался до самого момента защиты. В дипломной работе я развил новый метод вычисления таблиц несобственных интегралов. Рассмотрел все существующие таблицы и почти во всех интегралах, которые там есть, обнаружил неточности. Это были старые немецкие таблицы, выдержавшие 10–12 изданий. По всем имеющимся интегралам границы, в которых они справедливы, были указаны неправильно. Я это доказал. Работа была неплохая, как я теперь понимаю, но возникла непредвиденная ситуация. Со мной одновременно защищал диплом студент, который учился на стационаре и считался вундеркиндом, был любимцем большинства профессоров. А в аспирантуру в этот год не было приема, было лишь место ассистента. Профессура хотела этого студента оставить ассистентом с тем, чтобы позднее он поступил в аспирантуру. К тому же во время защиты дипломной работы я довольно резко ответил на замечание председателя экзаменационной комиссии, и мне поставили четыре, а студент-вундеркинд получил высший балл. И хотя у него оценки по ряду дисциплин были ниже, оставили его, а не меня.

При распределении на работу меня направили на Урал в одно из учреждений, связанных с зарождавшейся атомной промышленностью.

Вместе с В.М. Глушковым поехала его жена, Валентина Михайловна Папкова, с которой он расписался за месяц до окончания университета.

«Мы учились на одном факультете, но в разных группах, — вспоминает Валентина Михайловна. — Меня ошеломила первая встреча с ним. Его ум, колоссальный запас знаний во всех областях, каких бы мы не коснулись, заставили почувствовать себя такой беспомощной, уязвимой, хотя вел он себя естественно, просто, доступно. Познакомившись поближе, я убедилась, что для достижения такой эрудиции, помимо одаренности, а она была у него налицо, требовалась еще большая работоспособность. Он ее вырабатывал с детских лет, как и формировал свой творческий ум. Во многом он был обязан этим отцу, человеку умному и по природе прекрасному педагогу.

Как студент он запомнился мне в пальто с длинными карманами со строго отобранными книгами, „библиотекой на ходу“, которые он должен был за точно определенное время прочесть. Занимался всюду: в транспорте, в театре, в кино, в гостях. Занимался самозабвенно и с настроением. Мы, студенты, слушая его выступления на семинарах, на студенческих конференциях, смотрели на него как на „уникума“, чувствуя, что его знания намного превосходят не только наши, но и преподавателей, которые просто боялись его».

В восемнадцать лет Валентина Михайловна оказалась в занятом немцами Таганроге. Ее отца незаконно репрессировали в 1937 году, а мать умерла на следующий день после его ареста. Жившая в Таганроге родственница не дала молодой девушке погибнуть от голода. Не по годам повзрослевшая Валя, познакомившись на третьем курсе Новочеркасского индустриального института со своим сокурсником — Виктором Глушковым, сразу поняла — они должны быть вместе, это — судьба.

До сих пор хранится письмо, написанное Валей Папковой Виктору Глушкову 15 марта 1948 года, навсегда связавшее их. С разрешения Валентины Михайловны привожу его полностью.