Но возвращаемся к патриарху Константину V. По словам Гельцера, он закончил свое образование в Страсбурге и Гейдельберге, почему с глубоким уважением и любовью вспоминал о своих наставниках Рейссе, Бауме и Кунтце. По-французски Константин говорит свободно, а относительно немецкого языка он замечал, что начинает забывать его. Этот патриарх, по отзыву путешественника, человек современного направления. Он отменил устарелые унизительные формулы обращения архиереев к патриарху. Прежде они в своих письмах к нему подписывались так: «нижайший послушник», или: «послушный сын», или же: «последний слуга, готовый к услугам вашего всесвятейшества». Константин же приказал архиереям подписываться следующим образом: «вашего божественнейшего (θειοτάτης) всесвятейшества смиренный брат во Христе и совершенно преданный N. N.». Гельцер троекратно удостоился аудиенции у патриарха и близко познакомился с ним. Глава Православной Церкви, как именует патриарха немецкий ученый, очень живо интересовался его учеными планами; профессор должен был подробно ознакомить патриарха с этими планами, а когда первый из них сказал второму, что он имеет в виду издать подробные списки православных епархий (вероятно, в исторической последовательности) и выразил намерение посвятить этот свой труд патриарху и Константинопольскому синоду, то Константин преподал ему отеческое благословение. Доступ к патриарху был очень прост. В воротах патриархии его встречал отряд кавасов; один из них отводил его к архидиакону, замечательно красивому и интересному человеку, или же к протосинкеллу Хризостому, правой руке вышеназванного патриарха, как говорили о нем Гельцеру, и затем через несколько минут он был уже у всесвятейшего. Кто побывал в гостиной патриарха, тот, по замечанию повествователя, составляет понятие о гостиных всех прочих восточных архиереев. Это просторная комната без всякой мебели посередине, а по стенам расположены низкие диваны вперемешку с европейскими креслами. Единственное украшение комнаты составляют плохие масляные портреты — изображения патриархов, грудь которых украшена многочисленными орденами. В ней находятся еще небольшие столики для курения. Лишь только сядешь, сейчас же, по восточному обычаю, является служка с серебряным подносом и предлагает известное глико (варенье и воду) и засахаренные плоды, которыми так восхищаются гастрономы. Затем следует кофе и неизбежная трубка табаку. Когда Гельцер удивлялся этому последнему обыкновению, ему в успокоение говорили: «Это ничего не значит. У нас на Востоке позволяется курить везде».
Гельцер познакомился со многими лицами, приближенными к патриарху, и обо всех них он вспоминает с удовольствием. Во время ученых занятий в архивах патриархии он встретился с патриаршим архивариусом, архимандритом Иоакимом из Хиоса. Этот последний оказался человеком тонко образованным, говорившим по-английски и по-немецки. Он закончил свое образование в Лондоне и Оксфорде и получил докторскую степень в Иене (где профессорствует Гельцер). Поэтому естественно, что Иоаким с большой радостью встретил своего давнего наставника. Ученик с восхищением вспоминал о своей жизни в Иене. Вообще Гельцер замечает, что где бы он ни встречался с бывшими слушателями Иенского университета — было ли то в Константинополе, на Халки, в Афинах или Патросе, — везде они с большим удовольствием вспоминали Иену и своих бывших наставников Иенского университета. «Греки — это в высшей степени благодарный народ», — замечает по этому поводу немецкий профессор. По рекомендации патриарха, Гельцер должен был сделать визиты некоторым архиереям, членам синода. При этом он заметил, что миряне, приходившие к архиереям, даже высокопоставленные, обязательно целовали руку им при входе и выходе. Но «еретиков», как в шутку именует себя Гельцер, архиереи не заставляли проделывать этой процедуры; и он готов видеть в этом признак толерантности… Все архиереи угощали его глико и кофе. При этом случае Гельцер замечает, что при многочисленности визитов такого рода гостеприимство обращается в пытку. Когда он уезжал с о. Халки в Константинополь и делал прощальные визиты, ему семь раз подряд пришлось есть сладкое и пить кофе. Ganz schwül!