История жирондистов Том I

Как угроза, так и вероломство одинаково проглядывали в этом письме, а последняя фраза указывала на то гнусное употребление, какое Ролан намеревался сделать из него впоследствии. Великодушие Верньо было возмущено этим поступком главного жирондистского министра. Военная честность Дюмурье была приведена в негодование. Король слушал чтение с бесстрастием человека, привыкшего к оскорблениям. Жирондисты получили сообщение о том на секретных совещаниях у госпожи Ролан, а Ролан сохранил с письма копию, чтобы прикрыться ею в день своего падения.

В то же время, без ведома Ролана, устанавливались тайные сношения между тремя жирондистскими вождями, Верньо, Гюаде, Жансонне, и дворцом, через посредство королевского живописца Боза. Они написали письмо, предназначенное для прочтения королю. Железный шкаф сберег это письмо ко дню их обвинения.

«Вы спрашиваете нас, — говорилось в этом письме, — каково наше мнение о положении Франции и о выборе мер, которые могли бы спасти общее дело. На ваш вопрос о предметах такой высокой важности мы не колеблемся отвечать: образ действий исполнительной власти — причина всего зла. Короля обманывают, уверяя его, что народное волнение поддерживается клубами и партиями; это значит искать причины зла в его симптомах. Если бы народ был обеспечен доверием к честности короля, то успокоился бы и партии исчезли бы сами собой. Но пока внешние и внутренние заговоры будут пользоваться милостью короля, смуты будут возрождаться, усиливаясь всей тяжестью недоверия граждан. Мы привязаны к интересам нации, от которых никогда не отделяем интересов короля, и думаем, что единственное средство для него предупредить бедствия, угрожающие государству и трону, состоит в соединении с нацией. Новые уверения недостаточны, нужны действия. Пусть король откажется от всякого приращения власти, какое будет ему предложено иностранной помощью. Пусть он добьется от кабинетов, враждебных революции, удаления войск, которые теснят наши пределы. Пусть он выберет своих министров из среды людей, которые наиболее высказались за революцию. Пусть предложит ружья и лошадей своей собственной стражи. Пусть он докажет, что его средства не служат источником контрреволюционных заговоров. Пусть он сам потребует закона о воспитании королевского принца и пусть велит воспитывать его в духе конституции. Пусть он, наконец, отнимет у Лафайета команду над армией. Если король примет эти решения и будет с твердостью настаивать на них, то конституция спасена!»

Король был раздражен непрошеной помощью, которую ему предлагали. «Чего хотят эти люди? — говорил он Бозу. — Не сделал ли я уже всего того, что они мне советуют? Не выбирал ли я министрами патриотов? Не отвергал ли я иностранную помощь? Не отрекся ли я от своих братьев? Наконец, со времени принятия конституции, не более ли я верен присяге, чем сами партии?»

Вожди жирондистов, еще колебавшиеся между республикой и монархией, этими способами испытывали прочность власти то у Собрания, то у короля и были готовы завладеть этой властью, где бы ее ни нашли. Не находя власти на стороне короля, они решили, что безопаснее подрывать трон, чем упрочивать его, и стали переходить на сторону восстания. Дюмурье, поставленный между королем и жирондистами, видел, что со дня на день недоверчивость к нему возрастает; честность его была столь же подозрительна, как и патриотизм. При вступлении в министерство Дюмурье воспользовался своей популярностью, чтобы испросить у Собрания сумму в шесть миллионов на секретные фонды. Назначением этих фондов был подкуп иностранных кабинетов с целью отделить доступные подкупу державы от коалиции и посеять зародыш революции в Бельгии. Дюмурье один только знал, по каким каналам потекли эти миллионы. Состояние Дюмурье, обремененное долгами, привязанность его к увлекательной женщине госпоже де Бовер, близкие сношения с людьми безнравственными и лишенными принципов, слухи о произвольных действиях министерства, относившиеся если не к самому Дюмурье, то к его доверенным лицам, — все это омрачало его достоинства в глазах госпожи Ролан и ее мужа. Добродетелью демократов служит неподкупность. Жирондисты, люди античного мира, боялись даже тени подобного подозрения; легкомыслие Дюмурье в этом отношении не нравилось. Жансонне и Бриссо сделали ему внушения на этот счет у Ролана. Сам Ролан воспользовался авторитетом своего возраста и суровостью своих принципов, чтобы напомнить Дюмурье, что общественный деятель обязан служить примером революционным нравам. Военный человек обратил упрек в шутку: он отвечал Ролану, что обязан отдать нации свою кровь, но не обязан жертвовать ей ни своими вкусами, ни любовью, что он понимает патриотизм как герой, а не как пуританин.