История жирондистов Том I

Свои предрассудки есть и у общественного мнения. Пораженное громадностью совершающегося дела, оглушенное быстротой движения, оно не в состоянии поверить, что столь великие потрясения могут быть произведены совокупностью только естественных причин. В этих потрясениях общественное мнение ищет участия сверхъестественного, чудесного, рокового. Ему нравится представлять себе тайные пружины, незаметно движущие людьми и событиями. Короче говоря, оно принимает всякую революцию за заговор, и, если при завязке или при развязке этих кризисов появится какая-нибудь заметная личность, общественное мнение ей одной начинает приписывать как славу, так и неудачи. Все равно, окажется ли такой человек счастлив или несчастлив, виновен или невинен: или имя его обоготворяется, или память о нем проклинается. Такова была в течение пятидесяти лет судьба герцога Орлеанского.

С античных времен существует в народе историческое представление о том, что трон как бы изнашивает королевский род и что старшие линии под влиянием власти вырождаются, а младшие укрепляются и разрастаются, питая честолюбивое желание достичь более высоких ступеней и вдыхая в себя, близ народа, менее испорченный, чем придворный, воздух. Первородство дает власть старшим, народ дает популярность младшим.

Такая фамилия, более сильная и популярная по сравнению с царствующей, появилась в лице Орлеанского дома. Орлеанские принцы стояли слишком высоко, чтобы быть простыми гражданами, казались слишком опасными во главе армии или среди государственных дел; им не оставалось места ни в народе, ни при дворе; они завоевали его себе в общественном мнении.

Луи-Филипп, герцог Орлеанский, родился в эпоху, когда и его положение, и имущество, и характер должны были вдохновлять его потоком новых идей; раз вовлеченный в этот поток, он уже не видел возможности остановиться иначе, как на троне или на эшафоте.

Когда разразились первые аккорды революции, герцогу Орлеанскому как раз исполнилось двадцать лет. Первым политическим действием герцога стало ревностное сопротивление воле двора в эпоху изгнания парламента. Герцог и сам был изгнан в свой замок Вилле-Котре, куда последовала за ним народная благосклонность. Немилость двора сделалась для герцога сладостной: среди окружающей принца лести он слишком скоро забыл, что сделаться великим гражданином нельзя исключительно угождением народу, а только путем защиты его, служения, а нередко и сопротивления ему.

Возвратившись в Париж, герцог хотел к гражданским венцам, которые уже украшали его имя, присоединить обаяние военной славы. Он требовал у двора сан великого адмирала Франции, принадлежавший ему по праву преемственности после тестя, герцога Пентьевр. На эту просьбу последовал отказ. Тогда Луи-Филипп отправился волонтером во флот, под начало графа д’Орвилье, и участвовал в сражении при Уэссане 27 июля 1778 года. Недостатки этого сражения, в котором победа не принесла победы из-за неверных маневров, были приписаны слабости герцога Орлеанского, который будто бы медлил в преследовании неприятеля. Эти позорные слухи ожесточили зародившуюся в молодом принце неприязнь ко двору, но не могли затмить блеска его достоинств. Он во множестве расточал доказательства последних, доходя в своей храбрости до чудачеств: к примеру, отправившись в Сен-Клу на первом воздушном шаре. Клевета преследовала принца даже тут: распространили слух, что он проколол шар шпагой, чтобы заставить своих спутников сойти.

Между герцогом и двором завязалась борьба, исполненная смелости, с одной стороны, клеветы — с другой. Графд’Артуа превратил герцога в постоянного компаньона своих удовольствий, и королева, которая любила графа д’Артуа, стала опасаться, чтобы он не заразился беспорядочностью и распущенностью герцога Орлеанского. В этом молодом принце она видела в одно и то же время и любимца парижского народа, и развратителя графа д’Артуа. Именно королева настояла, чтобы король купил герцогу замок, вполне королевский, в Сен-Клу. Герцога обвиняли в отравлении принца Ламбаля, его шурина, и в том, что он с умыслом истощил последнего развратом, чтобы одному наследовать громадное богатство Пентьеврского дома.

Преследуемый враждой двора, герцог Орлеанский все более предавался уединению. Во время частых путешествий в Англию он завязал дружеские связи с принцем Уэльским; этот наследник английского трона вступал в дружбу со всеми врагами своего отца, позорил себя долгами, хвастался скандалами, продолжал, уже выйдя из юношеского возраста, предаваться страсти к застольным удовольствиям, игре, женщинам; радовался проискам и трибунным речам Фокса, Шеридана, Берка.