История жирондистов Том I

Собрание прервало свое заседание в час ночи. Только Богу известно, какими бесконечными показались четырнадцать часов этого заседания королю, королеве, их детям и принцессе Елизавете. Падение было долгим, глубоким, ужасным — падение с трона на эшафот. Нигде его не прочувствовали более, чем здесь. Ломает человека первый удар, остальные только добивают.

Около шести часов бывшие министры, вызванные декретом, печально простились с королем и удалились, чтобы сдать полномочия и отправиться на следующий день в Орлеан, в Верховный суд. Спустя некоторое время Мальярдо, командир швейцарских войск, призванный комиссарами коммуны, был увлечен куда-то. Д’Обиньи, бродивший среди народа, который ниспровергал статуи королей на площади Людовика XV, и позволивший себе мимолетное выражение негодования на лице, был умерщвлен на том самом памятнике, осквернение которого оплакивал. Шуазель два раза рисковал жизнью, выходя, чтобы попытаться объединить швейцарцев, и заходя обратно, чтобы прикрыть короля своей шпагой. Вскоре в дверях ложи послышался сильный шум: король повернул голову и с беспокойством спросил о причине этого смятения. Начальник парижских жандармов Карл устремился на шум и тоже не возвратился. Король, обернувшийся, чтобы выслушать его ответ, с ужасом узнал о его смерти. Каждое из приказаний пленников приносило несчастье их друзьям. Вокруг короля и его семьи становилось все пустыннее, смерть разила все ближе к ним самим.

Сколько сердец, которые бились за них еще утром, к вечеру похолодели! Темнота в стенах Собрания, зарево пожара, волнения продолжительного заседания, ночь, всегда более невыносимая, чем день, — все это погружало пленников в самые мрачные мысли. Могильное молчание уже несколько часов господствовало в ложе. Слышен был только шум проворных перьев, бегавших по бумаге в руках стенографов. Тусклый свет свечей, освещавших их столы, позволял рассмотреть маленького дофина, который заснул на коленях королевы, под звуки оглашения декретов, отнимавших у него и власть и жизнь.

В час пополуночи пришли смотрители зала, чтобы проводить короля с семейством в помещение, которое было им наскоро приготовлено после обнародования декрета о низложении. Конвоировали пленников комиссары Собрания и отряд национальной гвардии, который с утра охранял их безопасность. Офицер королевской свиты взял дофина из рук королевы и понес дремлющего ребенка позади нее.

Это помещение находилось в верхнем этаже старого монастыря фельянов, над бюро и комитетами Собрания. Четыре комнаты, необитаемые со времени уничтожения монашеских орденов, оказались голы и пусты, каким вообще бывает жилье, хозяева которого давно разъехались. Архитектор Собрания, по приказанию смотрителей, велел наскоро внести туда мебель, какая нашлась в его собственной квартире: стол для обедов, несколько стульев, четыре деревянные кровати для короля, королевы, дофина и его сестры; матрацы, разостланные прямо на кирпичных полах, служили ложем для принцессы Елизаветы и гувернантки детей. Комнату, которая служила передней, занимали де Бриге, д’Обье, Гогела, принц де Пуа и герцог Шуазель.

Король спал полуодетый во второй комнате. Королева с детьми заняла третью комнату. Принцесса Елизавета, госпожа Турзель и принцесса Ламбаль, присоединившаяся вечером к королевскому семейству, собрались в комнате за спальней королевы и всю ночь бодрствовали, плача и молясь у ее дверей.

Людовик XVI, его семейство и свита не прикоснулись в этот вечер к ужину, который им был приготовлен. После тихого разговора без свидетелей король, королева и принцесса Елизавета легли, чтобы заснуть хоть на несколько минут: тридцатишестичасовое бодрствование изнурило души и тела пленников. Но сон их был короток, а пробуждение ужасно.

В десять часов утра королевская семья пришла на заседание Собрания и оставалась там до ночи. Вчерашние события сделали народ требовательнее, а предложения — более кровожадными. Петиционеры осаждали решетку монастыря фельянов, громко требуя крови швейцарцев из королевского конвоя, скрывшихся здесь. Собрание старалось отстоять эти двести жертв. «Великий Боже! Что за каннибалы!» — воскликнул Верньо.

Наступила минута, когда Собранием овладел ужас: проломили внешнюю стену. Верньо, храбрец в отношении самого себя, боялся за жизнь короля. Смотрители зала увели королевскую семью в коридор, чтобы народ, в случае проникновения в здание с оружием, не нашел там своих жертв. Король, думая, что для него и его семейства наступила последняя минута, заботился лишь о спасении жизни своих слуг. Он заклинал их подумать о своей собственной безопасности. Но ни один из них не пожертвовал спасению жизни своим долгом.

Часовые заставили народ отступить, и тут появился Дантон, который немедленно произвел впечатление на толпу самим авторитетом своего имени и неистовством речи. Он требовал от убийц не великодушия, а только терпения.