История знаменитых цитат

Писатель был болен туберкулезом в последней стадии. В первые недели ему стало лучше, но 27 и 28 июня последовали два сердечных припадка.

1 июля Чехов сымпровизировал для жены забавную историю о богачах на модном курорте, заставив ее смеяться чуть ли не до слез. Вечером она взяла сборник его рассказов, делая вид, что читает, чтобы иметь повод бодрствовать у кровати больного. Очнувшись, он спросил: «Что читаешь?» А потом: «Дурочка, кто же возит книги мужа с собой?»

Подробности смерти известны по рассказам Книппер, сделанным в разное время. В письме к своей матери от 14 (27) июля 1904 года Книппер рассказывала, что 2-го, в первом часу ночи, Чехов начал томиться, заговаривался, снимал лед с сердца, говорил:

– На пустое сердце не надо льду.

(Имея, по-видимому, в виду, что кровь не поступает в сердце.)

Явившемуся врачу-немцу он сказал по-русски:

– Я умираю, – и лишь потом по-немецки: – Ich sterbe.

Согласно книге А. Измайлова «Чехов. Биография» (1916), где кончина писателя описана по рассказу Книппер, пришедшего врача Чехов спросил по-немецки:

– Смерть?

Тот отвечал отрицательно. На сердце больного положили лед, потом он глотнул шампанского и стал бредить:

– Матрос уехал?

– Какой матрос?

– Матрос – уехал он?

– Уехал.

Очевидно, это было связано с русско-японской войной, за ходом которой Чехов следил по газетам.

Однако обычно цитируется мемуарный очерк Книппер «Из моих воспоминаний о Художественном театре и об А. П. Чехове», появившийся лишь в 1922 году и во многом несходный с ее более ранними свидетельствами: «Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (…): “Ich sterbe…” Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:

– Давно я не пил шампанского… – покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…»

Британец Дональд Рейфилд в книге «Жизнь Антона Чехова» (1998) разъясняет, что, «согласно русскому и немецкому врачебному этикету, находясь у смертного одра коллеги и видя, что на спасение нет никакой надежды, врач должен поднести ему шампанского».

После издания книги Рейфилда в России эта версия стала у нас весьма популярной. Однако «врачебный этикет», о котором говорит Рейфилд, не более чем домысел биографа. Шампанское было обычным тонизирующим средством в тогдашней медицине; его давали, например, умирающему Оскару Уайльду в сочетании с морфием, а потом – умирающему Льву Толстому в сочетании с камфарой.

Еще до прихода врача Чехов ясно сознавал, что умирает. И более достоверными выглядят первые свидетельства Книппер: врач предложил пациенту шампанское не до, а после слов «Я умираю».

Предсмертная фраза Чехова получила продолжение у Ильи Ильфа.

В 1935–1936 годах Ильф и Петров пересекли Америку на автомобиле от Атлантики до Тихого океана и обратно. После этого у Ильфа открылся давний туберкулез. 3 апреля 1936 года он с друзьями зашел в московское кафе «Националь». Как вспоминает Георгий Мунблит, время было раннее, вечер только начинался. Ильф предложил заказать шампанского.

– Шампанское среди бела дня? – удивился кто-то, но он настаивал.

Дождавшись минуты тишины, Ильф поднял свой бокал и, разглядывая его на свет, негромко, но внятно произнес:

– Шампанское марки «Ich sterbe».

9 апреля у Ильфа открылось легочное кровотечение, а 13-го он умер.

Александр Галич думал сразу о Чехове и об Ильфе, когда писал:

Шампанского марки «Ихь штэрбе»Еще остается глоток.(«Кошачьими лапами вербы…», 1971)

Штурмовать небо

В «Крылатых словах» Ашукиных (1955) читаем: «Выражение это в значении: вести героическую революционную борьбу, смело разрушая освященные веками установления, впервые употребил К. Маркс». И далее приводится цитата из письма Маркса о Парижской коммуне:

…Теперешнее парижское восстание, – если оно даже и будет подавлено волками, свиньями и подлыми псами старого общества, – является славнейшим подвигом нашей партии со времени парижского Июньского восстания. Пусть сравнят с этими готовыми штурмовать небо парижанами холопов германско-прусской Священной римской империи с ее допотопными маскарадами, отдающими запахом казармы, церкви, юнкерства, а больше всего филистерства.

(Письмо члену I Интернационала Людвигу Кугельману от 12 апреля 1871 г.)