Историйки с 41-го года

Тетя Маруся каждый день, в один и тот же час, когда почтальонша проходила мимо, стояла возле калитки, надеясь, что та завернет к ней. Вначале она спрашивала: «Есть ли для меня какая весточка?» А потом стала просто молча провожать ее взглядом.

Сегодня у почтальонши страшная весть для нее – смерть мужа. Она не спеша подошла к вышедшей, как всегда, Марусе, взглянула на нее, увидела в ее глазах ожидание, страдание и, сказав ей «Здравствуйте», прошла мимо. Так и не решилась отдать ей этот клочок бумаги. Где-то в душе она засомневалась в ее правдивости – всем присылали извещение на бланке, а тут на обычной открытке…

Придя на почту, по адресу отправителя и печати на открытке узнала, откуда пришла весть. Это был госпиталь, где по-видимому, находился Иван на лечении. С этой новостью она пришла к председателю, недавно вернувшемуся с фронта и приступившему к восстановлению разрушенного войной села. Он прочитал, повертел открытку и усталым голосом стал рассуждать:

– Очень странно. Я хорошо знаю Ивана. Он любит жену, хороший хозяин, механик отличный, силой не обделен. Фамилия у него под стать – Глыба. Что-то тут не то. Завтра с утра сьезжу туда! Госпиталь недалеко – сто километров.

На следующий день, только наступил рассвет, председатель запряг лошадь, положил в телегу большую охапку сена и тронулся в путь, провожаемый почтальоншей и любопытными сельчанами.

К госпиталю он подъехал, когда солнце едва освещало красивый старый особняк с высокими, широкими ступеньками, на которых расположились в серых халатах раненые солдаты; видно, собрались погреться на солнышке, покурить и поговорить.

– Где тут Иван Глыба? – спросил председатель ближайшего к нему раненого без руки. Тот странно посмотрел на него и тихо ответил:

– Глыба-то, да вон, посмотри, что от него осталось!

Председатель взглянул туда, куда ему указали, и увидел Ивана. Он сидел на нагретой солнцем ступеньке, не шелохнувшись, и смотрел, не отрываясь, куда-то вдаль. Сам без ног.

– Ваня! – окликнул он его. Тот вздрогнул, на миг глаза его посветлели, а потом вновь стали безучастными.

Председатель обнял его:

– Что ты, Ваня, напугал нас всех, тебе еще жить да жить. У тебя руки золотые, а то, что ног нет, так мы тебе сделаем замечательные протезы. Супруга твоя Маруся ждет не дождется тебя домой.

Они долго так беседовали. Председатель уговаривал его вернуться домой, даже грудь свою показал, всю простреленную, словно сито.

От убеждений или от теплых слов Иван оттаял, успокоился. «Может, и правда у меня все хорошо сложится», – промелькнула мысль у него, и глаза приобрели яркий цвет голубого неба.

Он надел гимнастерку, увешанную от плеча до пояса орденами и медалями за героизм и за мужество. Его посадили в телегу со скрипучими колесами, и, провожаемые молчаливыми взглядами солдат, медсестер и врачаей, они тронулись в путь.

Иван сидел на трясущейся телеге, изредка переговаривался с председателем и то и дело нюхал сено, до боли в груди напоминающее ему родной дом. Подъезжая к селу, они издали увидели приближающуюся к ним толпу ликующих односельчан. Они кидали вверх шапки, поднимали букеты цветов и радостно кричали:

– Победа! Победа!

Стало ясно: закончилась безжалостная война. Маруся кинулась к мужу, обняла его, платочек слетел с головы, и на лицо Ивана упала такая знакомая прядь волос, только была она сейчас вся седая.

Тетка

Когда хоронили мать, Ленька не плакал, не сказал ни слова, лишь до крови кусал губы. Он не слышал, что говорили, и не чувствовал рук, сочувственно его обнимающих. Только когда пришел домой, поднял голову, разжал рот и тихо сказал соседям, столпившимся в комнате:

– Уходите.

– Ленечка, тебе лучше остаться с кем-нибудь, – проговорил чей-то женский голос.

– Никого мне не надо, никого! – твердил Ленька и, оказавшись один в тишине, расплакался. Вспомнил маму.

После гибели отца на фронте она болела, и он старался ее не огорчать. У него были самые счастливые дни, когда мать засиживалась с ним дольше обычного.

Тут прервал тишину стук в дверь, Ленька смахнул рукавом слезы. Дверь открылась, и тихо, бочком вошла тетя Нюта – соседка. Все ребята во дворе называли ее «Тетя», а в разговоре между собой прозвали «Тётка».

Это была маленькая, худенькая, пожилая женщина. Муж ее сражался с врагом на фронте, а сын погиб в первые дни войны. Жила она одна и редко куда выходила, кроме работы уборщицей в госпитале, а иногда навестить маму, помочь ей чем-нибудь и вместе скоротать одиночество.

– Ленечка, пойдем, покушаешь, – сказала она, – я тебе накрыла у меня в комнате, – и подошла ближе к нему, говоря быстро, волнуясь, словно боясь, что он не дослушает ее и уйдет.

– Иди, миленький, ко мне жить, тебе будет у меня лучше, станешь мне как сын родной.

Он не знал, что ответить, и молчал. Тетка смотрела на него и то и дело поправляла платочек, который и без того был крепко повязан.

– Хорошо, тетя… Нюта, – едва слышно проговорил Ленька.