Историки Рима

18. Тем временем Митридат, убедившись, что на силу оружия ему рассчитывать не приходится, стал искать, кто бы согласился помочь ему из жалости. Брат его Котис, — некогда предатель, а впоследствии враг, — не внушал ему ничего, кроме страха. Среди римлян ни один не обладал такой властью, чтобы на его обещание сохранить Митридату жизнь можно было положиться. Наконец он остановил свой выбор на Евноне — личной вражды между ними не существовало, а недавно заключенный с нами союз делал царя аорсов весьма влиятельным. Одевшись так, чтобы весь его облик говорил о переживаемых бедствиях, и придав лицу соответствующее выражение, он вступил во дворец и пал к ногам Евнона. «Тот самый Митридат, — сказал он, — которого римляне столько лет тщетно ищут на суше и на море, ныне добровольно отдает себя в твои руки. Распоряжайся, как знаешь, судьбой одного из потомков великого Ахемена. 518

Это имя — единственное, что враги не сумели у меня отнять».

19. Слава, сопутствовавшая имени Митридата, превратности его судьбы и благородство его речи произвели на Евнона сильное впечатление. Заставив Митридата встать и воздав ему хвалу за то, что он выбрал себе в заступники народ аорсов и их царя, Евнон тут нее отправил к цезарю послов с письмом. Дружба между римскими императорами и царями великих народов, — писал он, — проистекает прежде всего из сходства их судеб. Его, Евнона, связывает с Клавдием, кроме того, и совместно одержанная победа. Но конец войны лишь тогда прекрасен, когда за ним следует прощение побежденных. Ничего ведь не отняли, например, у потерпевшего поражение Дзорсина. Вина Митридата несравненно больше, и поэтому Евнон не просит ни сохранить ему власть, ни вернуть ему царство; единственное, о чем он молит, — не вести его за колесницей победителя во время триумфа и сохранить ему жизнь.

20. Клавдий, обычно милостивый к знатным чужеземцам, сомневался, принять ли Митридата как пленника, тем самым сохраняя ему жизнь, или лучше захватить его силой. Боль от нанесенного оскорбления и жажда мести толкали его к этому последнему решению, но против него возражали многие из приближенных императора. «Войну, — говорили они, — предстоит вести в краю, где на суше нет дорог, а на море гаваней, где цари свирепы, племена не знают оседлой жизни, почва скудна и бесплодна; воевать там долго — нестерпимо, действовать быстро — рискованно; победа принесет нам мало славы, поражение — много позора. Не лучше ли принять предложения Евнона и сохранить жизнь изгнаннику? Чем дольше он будет влачить свое нищенское существование, тем более жестокой казнью оно для него станет». Эти доводы возымели действие; Клавдий написал Евнону, что Митридат заслуживает образцового наказания и Рим располагает необходимыми силами, дабы покарать его. «Однако, — продолжал он, — уже наши предки положили, что с теми, кто молит о пощаде, надлежит обращаться столь же милостиво, сколь упорно и беспощадно следует карать врагов. Что касается триумфов, то на них место лишь народам и царям, не знавшим поражений».

21. После этого Евнон выдал Митридата, и тот был доставлен в Рим прокуратором Понта 519

Килоном. Рассказывают, что он говорил с Клавдием более высокомерно, чем можно было ожидать в его положении, и повсюду передавали следующие, будто бы произнесенные им, слова: «Я не выдан тебе, а прибыл сам, по своей воле. Если не веришь, отпусти и попробуй сыскать». Лицо Митридата оставалось бесстрастным и тогда, когда его, окруженного стражей, выставили у ростр на обозрение народу. Килон получил консульские знаки отличия, Аквила — преторские.

22. При тех же консулах Агриппина, безудержная в своей ярости, оклеветала Лоллию, которую ненавидела как соперницу, в прошлом оспаривавшую у нее руку принцепса. Подосланный ею человек сообщил, будто Лоллия связана со звездочетами и магами и обращалась к идолу Аполлона Кларского 520с вопросами, касавшимися бракосочетания императора. Не выслушав обвиняемую, Клавдий выступил в сенате с речью, где сначала долго рассуждал о знатности Лоллии, напомнил, что она дочь сестры Луция Волузия, внучатная племянница Котты Мессалина, а в прошлом — жена Меммия Регула 521(о браке ее с Гаем Цезарем он умышленно не сказал ни слова). После этого он заговорил о ее преступных замыслах, о необходимости лишить ее возможности нанести ущерб государству и кончил требованием выслать Лоллию из Италии, а имущество отобрать в казну. Из всех несметных богатств ей оставили только пять миллионов сестерциев. Тогда же едва не погибла и Кальпурния, женщина знатного рода, потому лишь, что Клавдий с похвалой отозвался о ее красоте; поскольку, однако, он упомянул об этом просто к слову и не проявил к ней никакого интереса, ярость Агриппины остыла на полпути, и Кальпурния осталась в живых. К Лоллии был послан трибун, ускоривший ее смерть. Был осужден также и Кадий Руф — на основании закона о вымогательстве, по обвинению, возбужденному жителями Вифинии.