Историки Рима

50. Приближалась зима, сырость ложилась на поля в пойме Пада, когда армия налегке, без поклажи и обозов, выступила в поход. Значки и орлы легионов, раненых, престарелых, а с ними и многих здоровых солдат победители оставили в Вероне. Они считали, что конец войны уже не за горами и можно справиться с помощью конных отрядов, отдельных когорт и набранных по легионам добровольцев. Одиннадцатый легион, который в начале войны медлил и выжидал, теперь, после победы флавианцев, испугавшись, что можно опоздать к дележу добычи, присоединился к победителям. С ним шли шесть тысяч новобранцев-далматов. Командовал им консулар Помпей Сильван, решал же все легат легиона Анний Басс. Делая вид, будто он полностью подчиняется своему командиру, Басс спокойно и энергично руководил легионом и направлял все поступки Сильвана, который был неопытен в военном искусстве, а вместо того, чтобы действовать, произносил речи. Моряки Равеннского флота требовали, чтобы их перевели в число легионеров;[579]

из них выбрали лучших, включили в состав армии, а на их место поставили далматов. У Святилища Судьбы[580]

армия и полководцы остановились и стали решать, что делать дальше: ходили слухи, будто преторианские когорты выступили из Рима; проходы в Апеннинах, по всей вероятности, охранялись сторожевыми заставами; местность, где остановились войска, была разорена войной; командиры боялись солдат, буйно требовавших выплаты клавария.[581]

Никто в свое время не позаботился ни о пополнении казны, ни о запасах пищи. Алчность и нетерпеливость солдат делали положение еще более трудным, — они грабили население и отнимали у жителей продовольствие, которое те готовы были отдать даром.

51. В сочинениях самых прославленных историков я нахожу сведения о том, сколь бессовестно преступали победители все заповеди богов. Один рядовой конник пришел к командирам, заявил, что убил в последнем сражении своего брата, и потребовал вознаграждения. Награждать его было бесчеловечно, наказывать невозможно. Командиры ответили, что совершенный им подвиг заслуживает почестей, воздать которые в походных условиях нельзя, поэтому лучше отложить дело до другого времени. Позже об этом случае уже не вспоминали. Подобные преступления случались во время гражданских войн и раньше. В битве с Цинной у Яникульского холма[582]

один из воинов-помпеянцев, как рассказывает Сизенна, убил родного брата, а узнав его, покончил с собой: вот насколько превосходили нас наши предки — и вознаграждая доблесть, и карая преступление. Такие примеры из прошлого, если только они к месту, я и впредь буду приводить всякий раз, когда нужно прославить доблесть или найти утешение в беде.

52. Антоний и полководцы его армии решили выслать вперед конников, дабы найти самые удобные во всей Умбрии дороги, ведущие к Апеннинам. Они договорились также стянуть в одно место легионы, самостоятельно действовавшие когорты и оставшихся в Вероне солдат, а поклажу и продовольствие отправить по реке Паду и морем. Кое-кто из полководцев нарочно мешал осуществлению этих планов, — они теперь уже не нуждались в Антонии и рассчитывали больше выиграть, помогая Муциану. Дело в том, что Муциан был обеспокоен молниеносными успехами Антония, опасался, как бы Антоний не двинулся на Рим один и не лишил его тем самым славы победителя. Он беспрерывно писал Приму и Вару письма, в которых то требовал спешно завершить начатое дело, то рассуждал о преимуществах мудрой медлительности. Письма были составлены так, что, в случае неудачи, Муциан мог бы от всего отказаться, в случае же победы — приписать ее своим попечениям. С Плотием Грипом, которого Веспасиан недавно возвел в сенаторское достоинство и назначил командовать легионом, и с другими своими сторонниками Муциан был откровеннее и побуждал их противодействовать Антонию. В ответных письмах они старались расположить Муциана к себе и дурно отзывались о причинах, заставлявших Прима и Вара торопиться. Муциан пересылал эти письма Веспасиану и добился того, что император стал относиться к поступкам и замыслам Антония совсем не так, как тот рассчитывал.