Истреби в себе змею

Трое других демонстративно передёрнули затворы и угрожающе подняли автоматы. Они стояли рядом с заглохшей машиной, и Хайк почувствовал застарелую вонь их давно не мытых тел. «Почему Алан держит меня за руку? С каким удовольствием я сейчас…».

— Вам не нужны деньги, — услышал он невероятно спокойный голос Старика. — Вам нужно молиться о спасении ваших заблудших душ.

В лице бородача что-то неуловимо изменилось.

— Amigo… — пробормотал он. — Disculpeme…[8]

Откуда-то сверху на дорогу с шумом рухнул ещё один пятнистый и остался лежать неподвижно, неловко поджав под себя вывернутую правую руку. Глаза людей с автоматами остекленели; воронёные стволы дрогнули, опускаясь к земле. Хайк повернул голову к Алану.

Глаза Старика пылали тёмным огнём. Черты его лица показались мальчику какими-то размытыми, словно голову и всё тело Алана окутывала раскалённая завеса, дрожащая, как воздух над разогретым асфальтом. Старик приподнялся на сидении и коснулся пальцами левой руки — правой он по-прежнему сжимал запястье Хайка — поникшей головы водителя.

— Мёртв, — произнёс он с сожалением и вздохнул. — Эх, люди, люди — почему вам так нравится всё время убивать друг друга? Неужели не надоело?

Четверо в камуфляже стояли неподвижно с отрешёнными лицами, и Хайк не мог понять, слышат они эти слова или нет.

— Вы похороните этого человека, и всю жизнь, — голос Старика звучал размеренно и чётко, будто неживой, — будете помнить о том, что вы сделали. Всю свою жизнь!

* * *

— Почему ты их не убил, Алан?

— А почему я должен был их убивать? — ответил Старик вопросом на вопрос, не отводя глаз от дороги — теперь ему пришлось самому вести машину.

— Они напали на нас! И они сами убийцы!

— Послушай, Хайк, — Алан на миг оторвал взгляд от колеи и посмотрел на мальчика, — кто дал тебе право примерять на себя одежды высшего судьи? Убить человека — это не жука растоптать каблуком! Тогда, на свалке, ты расправился с трущобниками, движимый страхом и гневом, а сейчас — сейчас тебе просто хотелось убить! Убить тех, кто даже не сможет тебе сопротивляться — ты ведь был уверен в этом! Твоя внутренняя змея поднимает голову, Хайк, и это опасно — опасно для тебя самого. Ощущение силы и непобедимости пьянит — от этого очень легко потерять голову.

— Но ведь ты всё-таки убил одного из них — того, кто упал на дорогу!

— Он не умер — просто потерял сознание. Кажется, сломал плечо, падая с дерева. Будет жить, даже если останется калекой — это разумная плата за то, что он отнял чужую жизнь.

Какое-то время они ехали молча, а потом Алан снова заговорил, искоса посматривая на мальчика.

— Убийцы… В здешних джунглях все воюют против всех. Тут полно всяких людей с оружием — наркоторговцы, охотники за рабами, обычные бандиты. Есть и партизаны, сражающиеся непонятно за что — лишь бы стрелять. Не надо было нам ехать через лес — мы оплатили наш выигрыш времени чужой жизнью. Это моя вина… — Он замолчал, сердито хмуря брови.

— А что ты с ними сделал? — осторожно спросил Хайк. — Я почувствовал, как ты…

— Я заставил их вспомнить, что они люди, а не придатки к спусковому крючку.

— И теперь они станут другими? — не отставал Волчонок. — Тогда, может, надо идти в джунгли и переделывать их всех?

— Как у тебя всё просто! — Алан горько усмехнулся. — Раз — и убил, раз — и переделал! Телепатическое воздействие кратковременно — хорошо, если они похоронят этого беднягу, а не бросят его у дороги на поживу муравьям. А играть в миссионера, несущего людям свет добра… Это нереально, Хайк. В конце концов меня бы попросту прикончили, и всё осталось бы по-старому. Люди меняются очень медленно — путь вверх тернист. И начинать нужно с самого себя — только так. Этот мир жесток, но если мы, особенные, будем подчиняться его правилам, он таким и останется — навсегда. А может быть, станет ещё хуже…

…К Панамскому каналу они вышли у шлюза Мирафлорес. Хайк с жадным детским любопытством разглядывал огромный контейнеровоз, возвышавшийся над стенками шлюза, и маленькие швартовные локомотивы, передвигавшиеся по рельсам — по двум обычным и одному зубчатому. Однако Алана куда больше заинтересовала парусная яхта, выглядевшая по сравнению с громадным океанским теплоходом изящной игрушкой, и пока Хайк считал контейнеры на палубе судна, Старик перебросился несколькими словами с хозяином яхты.

— Эй! — окликнул он Хайка, оторвав мальчика от созерцания стальной громады. — Пошли. У нас новый транспорт — дальше мы с тобой поплывём. Ты ведь раньше не плавал? Тебе понравится.

Алану не пришлось даже прилагать особых усилий, чтобы попасть на борт яхты — в зоне канала путешественники-одиночки охотно брали на борт попутчиков: так веселее, да и лишняя бесплатная пара рабочих рук не бывает лишней на крошечной скорлупке среди океанских волн. Владелец яхты, седой англичанин из Плимута, шёл к Бермудам, однако согласился (на сей раз не без вмешательства Алана) доставить их к устью Магдалены.