Истребитель

– Дальше? Я уберу Мисина, прижучу Чесновского. ещё кое-кого встряхну. А потом залягу, на время уберусь. Я не кидаю Лещинского, но помочь тебе могу очень здорово! Буду держать тебя в курсе, подбрасывать кое-какой материальчик, кое-кого под арест. Хочешь кучу поощрений?

– Это не главное!

– Молодец, Саша, ценю!

– Спасибо!

– Вежливым бываешь. Хорошо! Я буду чистить город до конца. Не знаю, до чьего: время покажет! Буду очищать Родину! А как – мои заботы! Хоть и громко звучит!

– Ты честно?

– Проверяй.

– И доверять?

– И доверяй!

– Я буду обо всём знать, ты обещаешь?

– Я уже сказал.

– Ладно. Хорошо! Верю. Навсегда-то не пропадёшь?

– Если что, тебе сообщат, где я закопан, обещаю!

– Дурак ты, Никита!

– О-о, я чувствую нотки дружелюбия и преданности!

– Собака иногда предаёт хозяина! Например, бультерьер.

– А «волкодав»?

– Очень редко!

– Хорошо! Наверное. Та-а-к. Мешать с Мисиным не будешь?

– Скорее всего.

– Но пропустить-то сценку, конечно, не сможешь?!

– Конечно!

– Ну, ладно, увидимся ещё. Привет… и до скорого, Саша!

– Бывай, Никита Сергеевич!

Коломейцев нажал рычаг телефона и расслабленно вздохнул. Почему вздохнул, и сам не знал. Но организму виднее.

Положил трубку. Прошёл на кухню. Вслед ему вошла жена с озабоченным лицом и тревогой в глазах. С тревогой, страхом и вопросом.

– Что, Саша? Опять собираться?

Коломейцев взял с тарелки очищенную морковку, рывком откусил её, но не разжевал, а крепко обнял жену и пробубнил:

– Нет, родная, не надо! Больше уже никогда не надо!

Ночь Никита спал плохо, несколько раз вскакивал, долго сидел, вслушиваясь в темноту, обходил окна, двери, все закоулки квартиры. После вчерашней газировки раз пять бегал в туалет, чувствуя тяжесть в нижней части живота.

Вторник на работе выдался тяжёлым, работы навалилось невпроворот. Писал, писал и писал. А ещё Семёныч сказал, что скоро ехать в командировку на Север. Обрадовал!

Нужно было что-то придумать.

Опять вспомнил сегодняшний сон. Рука с шариковой ручкой замерла над буровым журналом…

…Бежал недолго: так скоро они ни о чём не догадаются. Нужно только торопиться с ямой.

Облюбовал на ходу выгодное местечко. Заполненную опавшими листьями и обломанными ветром и временем ветками.

Позицию выбрал чуть в стороне от трупа Марины.

Чтоб всё внимание на неё!

Где-то рядом слышались голоса немцев.

Вот привязались, гады!

Никита выгреб пласт сухих, затем слежавшихся серых листьев. Затем также по порядку стал засыпать себя – сначала гнилые, потом верхний покров. Автомат уткнул вдоль тела.

Может быть в последний раз взглянул на серое небо. Уже серое. Скоро дождь. Тучи неугомонно неслись на восток, застилая весь небосвод.

Никита поёжился. Он будет лежать столько, сколько надо! Как надо. Хоть в дерьме!

Ему надо спастись! Ему нужно выжить. Он умеет выживать.

Пали первые капли.

Топорков загрёб охапку, бросил на грудь, умял. Также на левую руку с зажатым в ней ТТ.

Вздохнул, провёл влажным языком по треснувшим губам и уткнулся затылком в корень рядом стоящей ёлочки. Рука, как агонизирующий червь, заелозила по кучке листьев и сучков, засыпав лицо и самого себя.

Будь, что будет! Может ему здесь лежать вечно?!..

…Рядом затренькал телефон, Никита вышел из оцепенения.

– Тебя, Никит, – сообщила Лариса, протягивая трубку.

– Да, – привычно отозвался парень, поднявшись со стула и разглядывая в окно оживлённую улицу, соседний рынок, крыши домов и магазинов.

– Никита, это я, Олег! – представился хороший друг Топоркова, бывший одноклассник, бывший напарник по тренировкам, бывший сосед по дому. Всё бывший! Настоящими остались только редкие встречи и долгие задушевные воспоминания.

– Привет! Как жизня, дружище?! Как делишки на том самом фронте, головорез?!

– У меня нормально, потом расскажу! Никит, ты бы не мог мне помочь?

– Слушаю тебя. Говори, у меня мало времени, – уже строго, внимательно и напряжённо сказал Никита, зажимая трубку ладонью, – без вопросов!

– У моего братана Димки проблемы! Ты знаешь фирму, где он работает… работал?.. Так вот – его вышибли, а бабки не заплатили. Без расчёта. Сказали, чтоб гулял. Он им: я в суд обращусь. А они: мол, топай, тебя там слушать не станут. Никит, ты не можешь помочь? Димон сболтнул, что у него крыша хорошая, что они подавятся потом. А они отвечают так насмешливо: «Уж не Ликвидатор ли сам тебя опекает?!» А он им, мол, а что, боитесь его? Может и он самый!..

– …Подожди. Какой Ликвидатор? Истреби… – Никита замер на полуслове, одновременно догадавшись, о ком идёт речь и сболтнув настоящее своё прозвище.

– Не знаю! Говорят о каком-то Ликвидаторе. Весь город на ушах! Не слышал, что ли, про «ДЕСЯТКУ», от которой осталось двое или трое человек? Или один, не знаю точно!

– Да что-то слыхивал, – медленно проговорил Топорков.

– Короче, Димка припугнул их, а они послали его на х… как понимаешь!

– Понятно-понятно! А при чём тут я, Олег? – Никита побледнел, потирая переносицу.

– Ну-у, я подумал, что ты… что, может быть… короче, помощь твоя нужна! Вадим говорил мне…

– … Что? Что он говорил? – прервал мычания друга Топорков.

– Что у тебя связи классные. Что помочь можешь, если…

– … И всё?