Внезапно у него возникло странное интуитивное чувство прикосновения бесстрастных призрачных сущностей, подобных тем, что были в его сне. Теклис гадал, является ли оно плодом его воображения, или те чародеи действительно смогли его коснуться? Или это некая утончённая форма нападения, спланированного преследующими его существами? Усилием воли он замедлил движение, и сразу же заметил арочный проход, мерцающий странным, но уже знакомым способом. Более того, он обнаружил отзвук необычайно мощного магического резонанса, вызванного вещью, которая не относилась к Хаосу. На самом деле, резонанс был вызван оружием или приспособлением, которое обладало значительной устойчивостью к Хаосу, артефактом почти божественной мощи. Было ли оно неким сокровищем, давным–давно утерянным в путях? Не его ли он разыскивает?
Подобный предмет может оказаться весьма полезным в его поисках. Усилием воли маг направил своё тело в сторону арочного прохода. За какие–то мгновения он пролетел через него, чтобы встретиться лицом к лицу с ужасом.
Когда к нему опустились щупальца, Феликс отпрыгнул в сторону. Он отмахнулся мечом, срезав у некоторых кончики, и покатился по полу, успев заметить массу жирных белых личинок, направлявшихся в его сторону. По обе стороны от их пиявкоподобных пастей он заметил небольшие россыпи глаз, напомнивших ему паучьи, однако в этих был заметен злобный блеск и необычный интеллект, что не поддавалось объяснению. Хоть они и были крупными, Феликс не видел, как ещё они могут ему повредить, пока он не подпускает их на расстояние укуса. А он не намеревался позволять себя укусить.
Готрек уже находился среди группы личинок, выкашивая тех своим топором. Их желеобразные трясущиеся тела не оказывали сопротивления. От удара они лопались, разбрызгивая во все стороны молочную жидкость, запахом напоминающую скисшее и протухшее молоко. А над головой снова зазвучал пронзительный смех демонической твари. Феликс гадал, что же ей известно такое, чего не знает он.
Он бросился вперёд, держась позади Истребителя и прикрывая его спину от всего, что проскочит мимо. Но опасность этого была невелика, учитывая то избиение, которое учинил гном. Огромное чудище наклонилось вперёд, снова вытягивая щупальца. Длинные растягивающиеся конечности с присосками, как у кальмара, угрожали схватить Феликса. Он рубанул мечом, и тот вошёл глубоко, в результате чего наружу хлынул поток мерзкой молочной жидкости. Феликс заметил, что поверхность под его ногами становится липкой, замедляя движения. Тошнотворная вонь становилась невыносимой.
Готрек не выказывал признаков замедления. Когда рядом с ним опустилось щупальце, он разрубил его пополам. Однако то не погибло. Ударившись оземь, оно начало извиваться, словно змея, тем самым показывая, что способно жить независимо от своего изначального хозяина, пусть и не обладая разумом. На глазах у Феликса отрубленное щупальце стало отрастать, подобно конечностям легендарного тролля или головам какой–нибудь демонической гидры.
Огромное жирное тело чудовища стало раздуваться, как шар, когда оно принялось всасывать воздух. Феликс чувствовал, что это не предвещает ничего хорошего, но жизненный опыт не мог подсказать ему, что должно произойти. Тварь была слишком чуждой, а обстоятельства, в которых они оказались, не укладывались в пределы накопленного им опыта. Феликс начинал подумывать, что они каким–то образом оказались брошены в ад. Что в настоящий момент было весьма похоже на правду.
Чудовище сделало смердящий гудящий выдох, подобного которому Феликс ещё никогда не встречал. То был мощный порыв чёрного ветра, громом обрушившегося на его уши, а затем Феликс обнаружил, что гудение не имеет отношения к выдоху — это биение крыльев миллионов мерзких мух. Однако то не были обычные мухи. Эти представляли собой крупных существ с толстыми телами, сверкающими, как драгоценные камни, а в их глазах светился такой же разум и злоба, как у чудовища и личинок. Возможно, все они были частью одного целого и разделяли один и тот же разум.
Это была его последняя осознанная мысль перед тем, как на него налетел ужас. Миллионы жирных гудящих мух налетели на него, их крылья мягко и неприятно щекотали его тело, и они лезли в глаза, а также угрожали забить ноздри и рот. Он исступлённо отмахивался, но это было подобно сражению с туманом. Перекатываясь по полу, он раздавил сотни, возможно даже тысячи, но их налетало всё больше и больше. Феликс уже представлял себя под огромной копошащейся кучей насекомых, покрывающих каждый дюйм его тела. Он чувствовал, что они пытаются протиснуться между губами, залезть в уши. Вонь усиливалась, а гудение крыльев обрело собственный голос. Феликсу казалось, что в этом жужжании он различает слова „Нургл“, „хвала“ и „чума“, но не был уверен, что они реальны, а не являются плодом его собственного перепуганного воображения.