Истребители

Последней вылетала эскадрилья старшего лейтенанта П. П. Просяника. Она только что вернулась с боевого задания, самолеты заправлялись горючим, а летчики принаряжались для фотографирования: к нам прибыл репортер из фронтовой газеты, и мы ему представили подразделение П. П. Просяника как лучшее в соединении. Корреспондент скучал с самого утра: день выдался напряженный, между боевыми вылетами сделать снимок ему не удалось, и теперь, под вечер, наконец выдалась такая возможность. Но тут, когда первые две эскадрильи уже были в воздухе, станция РУС-2 дала очередную засечку. Летчики третьей эскадрильи 900-го полка вылетали позже всех. На высоте полторы тысячи метров, на которой подходила к линии фронта очередная вражеская группа, было уже темно. Обнаружить самолет, когда и контуры-то его едва видны — только выхлопы из патрубков двигателей мерцают голубыми огоньками, — было чрезвычайно трудно. Однако наши пилоты свою задачу выполнили, и эскадрилья еще раз подтвердила, что она не зря считается у нас передовой.

Ни один немецкий бомбардировщик не нанес прицельного удара по нашему переднему краю. Летчики 86-го гвардейского и 42-го истребительных полков сбили 7 самолетов противника. Еще 3 вражеских машины уничтожили воздушные бойцы 900-го полка.

После боя третья эскадрилья приземлялась ночью при подсветке ракетами. Все, к счастью, сели благополучно. Хотя корреспондент фронтовой газеты так и не смог в этот день сделать снимка, но он конечно же понял, почему ему рекомендовали третью эскадрилью.

Этот неожиданный вылет под вечер, в котором участвовали все три полка, наглядно показал и высокую боевую готовность соединения в целом, и возросшее ратное и летное мастерство наших истребителей. Но, конечно, не будь у нас радиолокационной станции, вряд ли нам удалось своевременно и так успешно отразить вечерний налет восьмидесяти бомбардировщиков противника.

В середине сентября в разгар боев на Калининский фронт прибыл командующий ВВС Красной Армии маршал авиации А. А. Новиков. Он прилетел с оперативной группой и инспекцией ВВС, которую возглавлял генерал И. Л. Туркель.

Первым в нашей дивизии появился Иван Лукич Туркель. Он проверял готовность дежурных эскадрилий и боевое управление. С этими вопросами у нас вроде бы проблем не было, поэтому я был очень удивлен, когда мне на КП позвонил начальник штаба дивизии полковник И. Ф. Тараканов и доложил, что инспектирующий остался недоволен нами. Особо отрицательно генерал отнесся к тому, что по моему разрешению летчики дежурных эскадрилий сидели не в кабинах своих машин, а находились возле них. Генерал нашел, что это серьезное нарушение существующего порядка. Мой разговор с И. Л. Туркелем по телефону ничего не дал: доказать ему я ничего не смог.

При тех длительных и напряженных боевых действиях, которые мы вели изо дня в день, важнейшим фактором боевой готовности было физическое и нервное состояние летчика. Александр Легчаков, командир эскадрильи 42-го полка, мой боевой товарищ еще по Брянскому фронту, в те дни записал в свою тетрадь следующее: «В день делаем по 5–7 боевых вылетов. Сейчас только паши сели и заправляются, а мы в составе 10 самолетов находимся в готовности № 1. Сижу в самолете и дремлю: спать приходится мало — в 23 часа ложимся, в 3.00 подъем. Техник Василий Малышев наблюдает за сигналом с КП».

Такое состояние переутомления перед боевым вылетом испытывал даже опытнейший летчик! Между тем само это сидение в кабинах чрезвычайно утомительно и вызывает сонливость. В результате после сигнала к немедленному взлету летчик теряет минуты, чтобы прийти в нормальное состояние. Все, вплоть до запуска мотора и выруливания, производится, естественно, в замедленном темпе. Команды и указания по радио тоже воспринимаются несколько пассивно: организм утомленного человека не может «рывком» переключиться на необходимый ритм действий. Летом, например, продолжительность светлого времени составляет 14–16 часов в сутки, а на широте Ленинграда и того больше. Это значит, что при дежурстве поэскадрильно каждый летчик должен ежедневно просиживать в кабине самолета по 5–6 часов. Это выматывает не меньше, чем боевой вылет. Тем более что человек не знает, полетит ли он через минуту, через час или через два-три.