Истребленные маршалы

Истинной причиной новой опалы была, конечно же, не бездеятельность. Наоборот, Григорий Иванович работал весьма активно, постоянно мотался в командировках по фронтам. И нередко при этом вел вредные разговоры, о которых бдительные особисты не забывали докладывать куда следует. Например, во время одной из первых командировок в Рославль в начале 44-го Кулик говорил своему порученцу полковнику И.Г. Паэгле в связи с поражением, которое потерпели советские войска под Оршей и Витебском в схватке с группой армий «Центр» фельдмаршала Эрнста Буша: «У нашего Верховного командования одно на уме: «Только вперед!» Техники с гулькин нос, боеприпасы не подвезены, но в Москве рот на одной ноте увяз: «В атаку, вперед!» У нас, бывает, пехоту сначала всю положат, а затем наступление начинается». Григорий Иванович также вспомнил, как еще перед войной председатель Госплана Н.А. Вознесенский вынес на обсуждение правительства проект постановления, согласно которому размер приусадебного участка колхозника определялся количеством выработанных трудодней: «Я возражал, потому что цель этого проекта — вообще лишить колхозника земли, чтоб на общем поле от зари до зари вкалывал. Куда клонил Вознесенский? Будто земли у нас, как в Иерусалиме, в обрез. А ее у нас — бери не хочу. Сама просится в руки. Все боимся, как бы кому в карман лишняя копейка не попала. Сколько земли, а все нормируют, нормируют. Проклятый Госплан».

18 апреля 1945 года Кулика вызвали в Комитет Партийного Контроля, где обвинили в том, что он «ведет с отдельными лицами недостойные члена партии разговоры, заключающиеся в восхвалении офицерского состава царской армии, плохом политическом воспитании советских офицеров, неправильной расстановке кадров высшего состава армии». Поводом для нового дела послужили заявления генералов И.Е. Петрова и Г.Ф. Захарова, соответственно от 10 и. 17 апреля, написанные по предложению начальника военной контрразведки «Смерш» В.С. Абакумова. Григорий Иванович, в свою очередь, не считал, что разговоры с генералами содержали какой-либо криминал, и в своем заявлении от 23 апреля требовал «свести меня с Петровым и Захаровым и точно выяснить, что никакими мы антипартийными делами не занимались». Но никто его слушать не стал, равно как и устраивать очные ставки между генералами. К тому же начальник Главупрафор-ма генерал-полковник И. В. Смородинов и член Военного Совета Управления генерал-майор Колесников направили министру Вооруженных Сил Н.А. Булганину письмо, где обвинили Кулика в «моральной нечистоплотности и барахольстве, потере вкуса и интереса к работе».

Григорий Иванович ожидал самого худшего. Но Сталин решил еще немного поиграть с давним другом в кошки-мышки. В июле 45-го Кулик был назначен на последнюю в своей жизни должность — заместителя командующего Приволжского военного округа. Командовал округом генерал-полковник Герой Советского Союза В.Н. Гордов. Приволжский округ, где войск было немного, а границы — далеко, традиционно считался местом почетной ссылки для впавших в немилость военачальников. Иногда пребывание там превращалось в короткую остановку на пути в лубянские подвалы. Именно так случилось, как мы помним, с Тухачевским. Гордое, Кулик и начальник штаба округа генерал-майор Ф.Т. Рыбальченко повторили его печальную судьбу. Все трое оказались несдержанны на язык. В мае — июне 46-го две комиссии Министерства Вооруженных Сил проверяли состояние боевой и политической подготовки в войсках Приволжского округа и вынесли неудовлетворительную оценку. Григорию Ивановичу вменили в вину еще и утиную охоту, довольно необычную: бывший маршал лично расстреливал уток из пулемета, установленного на самолете У-2. В июне 46-го Гордова, Кулика и Рыбальченко уволили в запас. Генералы считали свое увольнение несправедливым, и в частных беседах высказывались резкие суждения о министре Булганине, армейских политработниках и даже самом генералиссимусе, не подозревая, что люди Абакумова записывают эти разговоры на пленку В январе 1947 года всех троих арестовали. Позднее на суде Кулик признал: «Будучи разжалованным за сдачу Керчи, я, вместо того чтобы пережить это как большевик, озлобился. Мою злобу еще больше усилило то обстоятельство, что меня стали разыгрывать мои старые товарищи. Я тогда затаил злобу против партии и правительства.

Вторая моя вина в том, что, когда я был в Германии по подготовке боевой операции (очевидно, речь идет о последнем наступлении на Берлин. — Б. С.), ко мне приехал Жуков, который после осмотра позиций пригласил к себе обедать. Во время обеда завязался разговор о методах ведения войны, и Тимошенко вновь начал разыгрывать меня, высказав при этом, что всех нас, стариков, отстранили от командования и в ход пошла молодежь. Что война сейчас идет не качеством, а количеством. Я с этим высказыванием Тимошенко соглашался, разделял его высказывания, принимал участие в критике обиженных лиц руководства Главного Командования.