Истребленные маршалы

С каким восторгом я вспоминал эту тесную совместную боевую работу, проходившую под непосредственным тактическим руководством нашего горячо любимого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина. Когда взвесишь, что история для решения своих задач потребует еще людей, способных проявить великие качества ума, воли, твердости, решительности и беззаветной преданности делу Ленина, и знаешь, что таких людей, в лице Иосифа Виссарионовича и Климента Ефремовича, наш Советский Союз имеет, становится еще радостнее, и бодрость, как живая струя, наполняет все фибры организма.

Разве в такие дни не желательно быть вместе и лично передать эти возвышенные чувства и переживания. Этой возможности я не имею, так как нахожусь, как говорят, — in der Fremde (на чужбине). Но, однако, та работа, ради которой я нахожусь здесь в Германии, меня убеждает и, надо думать, она служит достаточным основанием и оправданием моего личного отсутствия. Желаю тебе, дорогой Климент Ефремович, долгих лет и крепкого здоровья, так нужных для того, чтобы наша доблестная Красная Армия с каждым годом росла и совершенствовалась во всех областях своей боевой выучки и в случае вооруженного столкновения под твоим испытанным руководством сокрушила любого лютого врага, посягнувшего на революционные права и суверенитет Советского Союза».

«Дорогой Климент Ефремович» до лести был падок. «Луганский слесарь Клим» должен был особо ощущать свою значимость, когда его подобострастно нахваливал бывший подполковник царской службы. Да и комплимент в адрес Сталина, как надеялся Александр Ильич, Ворошилов доведет до сведения вождя. Иосифу Виссарионовичу будет приятно узнать, что он осуществлял «тактическое руководство» разгромом Деникина, т. е. объяснял Егорову, как следует наступать пехоте, где располагать артиллерию и т. д. Но все-таки была в этом письме непростительная ошибка. Никак не следовало ставить на один уровень Сталина и Ворошилова как двух советских руководителей, способных решать исторические задачи. Иосиф Виссарионович-то полагал, что такой руководитель в СССР всего лишь один. Да и знание немецкого не стоило демонстрировать малограмотному Ворошилову. Обидеться мог «дорогой друг» Климент Ефремович.

В 1932 году группа сотрудников Штаба РККА подготовила доклад «Тактика и оперативное искусство РККА на новом этапе». Трудно сказать, каков был личный вклад Егорова в создание этого документа. Там было немало здравых мыслей. Например, о том, что танки, авиация и крупнокалиберная артиллерия «позволяют поражать противника одновременно на всей глубине его расположения». Поэтому «основная проблема современности — это одновременное развертывание боевых действий на большую глубину. В тактике разрешение ее намечается по линии проникновения на всю глубину оборонительной полосы противника при помощи быстроходных танков, истребителей, артиллерии, транспортеров пехоты и действиями штурмовой авиации. В оперативном искусстве это достигается глубоким выходом в тыл противнику или прорывом в этот тыл, если нет открытых флангов, крупных масс конницы или мото-мехсоединений при поддержке мощной авиации».

В принципе все правильно. Разве что роль кавалерии, в угоду наркому Ворошилову, преувеличивалась. Ведь уже в Первую мировую войну стало ясно, что на поле боя, изрезанном окопами, покрытом проволочными заграждениями, насыщенном орудиями и пулеметами, коннице делать нечего. Но главная беда была в том, что верные на бумаге тезисы проводились в жизнь из рук вон плохо. На учениях допускалось слишком много условностей, а вероятного противника заставляли играть в поддавки.

Когда в мае 37-го Тухачевский был сослан командовать периферийным Приволжским военным округом, Егоров занял его пост первого заместителя наркома обороны. Фактически Александр Ильич стал вторым лицом в военной номенклатуре после Ворошилова. На Военном Совете в начале июня Егоров вместе со всеми клеймил участников «военно-фашистского заговора». Он был одним из 42 выступавших членов Совета, еще не зная, что будет и в числе тех 34 ораторов, кто вскоре разделит участь Тухачевского.

Александр Ильич достиг пика своей карьеры и на какое-то время утратил бдительность. Думал, что, раз поставили на место разоблаченного «врага народа» Тухачевского, значит, ничего против него у Ежова нет и Сталин ему, Егорову, полностью доверяет. Всем, казалось, был доволен Александр Ильич, но была у него одна кручина на сердце. Главным делом своей жизни маршал считал победу над Деникиным осенью 19-го. Теперь же архитектором этой победы полагалось считать Сталина, а имя Егорова лишь упоминалось в одном ряду с Ворошиловым и Буденным.