Исцеление человека

И вот, не знаю уж каким чудом, около часа ночи мы расслышали стук во входную дверь. Я кинулся к ней, распахнул и увидел на площадке врача в белом халате. Он стоял и смотрел на меня: «Послушайте, вы вызывали врача?» – «Да, вызывали, – ответил я. – Очень давно ждем. Дела-то плохи» – «Любопытное дело получается, – качнул головой он. – Ведь я уже приезжал и поднимался к вам час назад. Звонил, звонил, никто не ответил. Я поехал на следующий вызов, уже вернулся и вот сейчас бросил взгляд на ваш дом со двора. Увидел, что наверху одно-единственное окно, среди многих темных, светится в ночи, и подумал, может быть, там все-таки меня ждут? Еще раз поднялся на шестой этаж и позвонил. Опять никто не подошел. Тогда я принялся стучать в дверь. И вот вы ее открыли…»

Обследовав сына, сразу определил – острый приступ аппендицита в критической фазе. Сына отвезли на «скорой помощи» в больницу, тотчас же оперировали, и оказалось, что промедление еще в полчаса стоило бы перитонита, прободения аппендикса, воспаления брюшины, а там – бабушка надвое сказала. Могло бы и не стать будущего биолога, экономиста, публициста, романиста, народного депутата… Спасибо, врач был чуткий, добросовестный человек: среди всей своей дерготни и вызовов не поленился посмотреть наверх, не остановился перед тем, чтобы в ночи подняться снова на шестой этаж и с силой достучаться до нас. Ну, а если бы на его месте был другой, формально относящийся к делу или невнимательный?… Страшно и представить себе! Такова цена чисто человеческих качеств медика.

Но вот выплывает в памяти и такой давнишний эпизод: я был студентом уже пятого курса и усиленно готовился к экзаменам. В период оного затяжного штурма было не до тонкостей диеты, и случилось так, что в течение трех дней подряд я по частям одолевал весьма упитанную, жирную утку. И вот в пять утра я проснулся от совершенно невыносимых болей в животе. «Неотложку» вызвали через час, врач поставил некий диагноз и вызвал «скорую». Та действительно прибыла вскоре, но дальше началась фантасмагория: в какую бы больницу она ни приезжала, меня отказывались там брать и отсылали под благовидным предлогом в другую, а из той – в следующую, и так до четырех дня!.. Нигде не хотели портить свою статистику,

ибо тот предварительный диагноз был поставлен со стопроцентной гарантией летального исхода!.. Это было 31 декабря, на улице стоял ядреный мороз, а я с «острым животом» и шоковыми болями лежал, скрючившись, полунагой под легким одеяльцем в ледяном кузове машины, и время чувствовалось, будто вывернутое на дыбе…

На операционный стол я попал только в шесть вечера: в хирургическое отделение больницы совершенствования врачей на Васильевском острове. Когда меня вскрыли, оказалось, что было не острое воспаление поджелудочной железы (как записал врач из неотложки), а застойный спазм и непроходимость кишечника, осложненная бурно протекающим воспалением аппендикса. Оперировать в этой ситуации нужно было через час, а не через половину суток, и на этом свете я остался, очевидно, только в силу своей спортивной подготовки да мастерства хирургов-наставников, решительно осуществивших ревизию всего кишечника и подаривших мне в ночь на новый год жизнь и шов мало не в двадцать сантиметров длиной.

В этом «эпизоде» (который мог стать последним в жизни) в один общий узел связалось многое: малая квалификация одного врача, искусство и смелость других, а главное, – система, для которой решающим было не здоровье человека, а собственное благополучное статистическое реноме.