Истые Галлюцинации

Деннис вел себя как нельзя лучше. Кроме отпущенного при посадке замечания, что самолет — это частичная конденсация летающей тарелки, он почти ничего не говорил. Рев двигателя, решительно взятый на себя руль — и вот уже пилот, легенда здешних мест, в воздухе, а вместе с ним и мы. Какой же это крошечный мирок, Ла Чоррера: мелькнули постройки, стадо пасущихся на зеленом лугу зебу, похожих на тающие шарики ванильного мороженого, и он скрылся за непроходимыми джунглями. "Вот и осталось позади все, с чем мы соприкасались и что соприкасалось с нами", — подумалось мне. В Летисии мы провели два дня. За это время Деннису стало явно лучше, зато другие начали в разной степени отдаляться друг от друга. Наверное, это была компенсация за излишнюю близость, следствие оторванности нашей экспедиции от всего остального мира. Самое странное, что произошло с нами в Летисии, так это встреча в аэропорту: едва мы успели спуститься по трапу, как столкнулись с Джеком и Руби, американской четой, которая пару недель снимала у Ив квартиру в Боготе. Когда я встретил их шесть недель назад, сочетание их имен показалось мне странным (Джек Руби), теперь же то, что они, можно сказать, поджидали нас в аэропорту, только усугубило эту странность. Все это как-то не укладывалось у меня в голове.

Когда мы вернулись в Боготу, Деннис почти полностью пришел в норму; он настаивал на том, что его состояние было вызвано не проявлением хронически неуравновешенной структуры личности, а неким временным нарушением химического равновесия. От любого напоминания о сверхпроводящих связях четвертого измерения, аяхуаске или шаманизме его бросало в дрожь. "Слушай, я сыт этим по горло", — говорил он. И его можно было понять.

Брат почти пришел в норму, дли меня же только начинался многолетний период нового мышления — состояние затянувшегося недоверия, породившее идеи о природе времени, которые я изложил в книге "Невидимый ландшафт".

Двадцатого марта мы пришли к единому мнению, что Деннис окончательно вернулся к нам. Все были несказанно счастливы и отпраздновали это событие в одном из лучших ресторанов Боготы. Это "было колоссальное достижение позволить обратному процессу пройти своей чередой, без пагубного воздействия методов современной психиатрии. Решающее испытание в дикой глуши, испытание, которому рано или поздно должен подвергнуться каждый шаман, закончилось успехом. Мы сделали первый шаг на пути к знанию.

Двадцать первого марта я сделал запись в своем дневнике — первую за несколько недель и единственную, что мне удалось сделать за пару следующих месяцев. Вот что я написал: 21 марта 1971 года

Прошло семнадцать дней с четвертого марта и конкретизации амперсенда. Если я более или менее верно понял этот феномен, то завтрашний — восемнадцатый — день ознаменует собой середину эксперимента. По моим прогнозам, завтра Деннис вернется к тем психологическим установкам, которые были у него до первого марта, хотя может случиться и так, что вместо остаточной амнезии относительно событий в Ла Чоррере, у него проявится растущее понимание эксперимента, авторство которого принадлежит ему. Прошедшие недели дались нам нелегко, казалось, они состояли из стольких времен, мест и умов, что изложить события рационально, в хронологическом порядке, было бы просто невозможно. Только "Поминки по Финнегану" дают некоторое понятие о парадоксе в том виде, в котором его, испытали мы, благодаря обретенной способности проникать за двуликую сущность времени. Несмотря на прежнее непонимание и неверные представления о циклах времени и чисел, оперирующих внутри этого феномена, теперь я уверен, что за эти семнадцать дней мы пережили — правда, порой с отступлениями и, разумеется, в чрезвычайно сжатом виде — достаточно полный цикл, чтобы суметь предвидеть, пусть и не вполне ясно, события следующих двадцати с лишним дней и иметь некоторое представление о приблизительной природе и направленности развития опуса.