Истые Галлюцинации

В то время смысл этого сна остался для меня далеко не ясен, да и теперь он остается туманным. Понятно одно: в известный день в дельте Амазонки следует ожидать какого-то важного события. Тогда я надеялся, что это давно предвкушаемое событие — солнечное затмение и что его полное наступление, которое произойдет над влагалищем матери мира, предвещает для всех событие чрезвычайной важности.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ВАЛЬСИРУЯ С ЗАГАДКОЙ

В которой я переношусь в воспоминания на Тимор, где меня чуть было не завербовали в шайку ученых, бывших нацистов

За несколько месяцев до этого вещего сна со мной произошел странный случай, который я теперь, задним числом, расцениваю как очередное подтверждение того, что мне было суждено отправиться на Амазонку и что я подпал под чары космического смеха.

В феврале 1970 года, за год до приезда в Ла Чорреру, спасаясь от преследования властей, я попал на остров Тимор в Восточной Индонезии. Поскольку в Штатах меня ждал обвинительный акт за ужасное преступление ввоз наркотиков, я жил и странствовал в постоянном страхе, что агенты Интерпола прочесывают земной шар, стремясь меня обнаружить. Предыдущие шесть месяцев мое прикрытие — личина студента-энтомолога, ловца бабочек, собирающего материал для дипломной работы, — отлично себя оправдывало, и я неспешно кочевал через Малайзию, Суматру, Яву и множество других, менее известных, но столь же экзотических островов — тихих гаваней в южных морях.

Однажды, когда день выдался на редкость душным и дождливым, я курил травку у себя в номере в "Раме" — лучшем и единственном отеле Купанга, что на острове Тиморе. До сих пор я в течение десяти дней был единственным постояльцем отеля, и такое положение вещей меня вполне устраивало. Правда, до дворца "Раме" было далеко: он был построен из шлакоблоков, и стены его восьми одинаковых, как близнецы, номеров не доходили до потолка на порядочное расстояние. Гофрированные перегородки и канализационные трубы, вделанные в покатый пол, придавали отелю жизнерадостный вид новенькой, еще не введенной в эксплуатацию бойни. Правда, там было чисто, о чем вас спешил уведомить управляющий.

Я сидел, скрестив ноги, на стальной койке, покуривал и разглядывал добычу, пойманную утром в джунглях, когда прибыли новые постояльцы. Из вестибюля, центрального помещения, где по обе стороны вытертого ковра выстроились две пары ротанговых стульев, донеслись голоса и шум передвигаемого багажа. С полдесятка людей переговаривались по-немецки, и я решил, что это, должно быть, пассажиры, прибывшие самолетом из Дарвина, и что завтра они скорее всего полетят дальше, на Бали, ежедневным рейсом. Судя по голосам, среди них была супружеская пара, которая заняла номер, соседний с моим. Я немного понимал по-немецки, но женщина говорила на каком-то незнакомом мне языке, на каком именно, я так и не смог установить.

Когда я вышел на обед, прибывших нигде не было. На следующее утро я поднялся с рассветом, чтобы успеть на самолет индонезийских ВВС, который перенес меня на остров Флорес, следующий пункт моего маршрута в поисках бабочек. Я и думать забыл о неизвестных постояльцах оставшегося далеко позади отеля, которых не рассчитывал больше увидеть. В туманных лесах Флореса я провел неделю в обществе священника-голландца, пьяницы на деревянной ноге, который возглавлял миссию, затерянную в лесной глуши. Потом я вернулся на побережье, в душный столичный городок Маумере, где посреди немощеной главной улицы сушились на солнце груды орехов макамадия, ждущих упаковки и отправки за границу. В Маумере была китайская гостиница из двух номеров, где я рассчитывал остановиться на ночь перед возвращением на Бали.

И тут на остров опустился туман — тот самый густой, жмущийся к земле тропический туман, который, как заверил меня мой хозяин-китаец, в это время года может провисеть не одну неделю. На следующий день я наведался в аэропорт, но было заранее ясно, что это пустой номер. Балийский самолет сделал четыре круга над полем, пытаясь отыскать просвет в тумане, потом наконец сдался и полетел дальше. Ждать мне было не впервой. В Азии все путешествия — это сплошные ожидания. Я вернулся в гостиницу и засел за очередную партию в шахматы с местными энтузиастами этой игры, надеясь, что завтра погода прояснится.

Прошло пять дней, а я все еще был на Флоресе. Я успел сыграть в шахматы со всеми желающими, запас травы был на исходе, а перспектива застрять в Маумере на веки вечные становилась вовсе не шуточной. Обдумав все за и против, я решил забыть про Бали и объявил, что сяду на первый же самолет, куда бы он меня ни доставил.

Этого решения оказалось достаточно, чтобы небо прояснилось настолько, что под облака сумел поднырнуть самолет. Он принадлежал компании "Гаруда" и выполнял еженедельный рейс до Купанга. Не успел я передумать, как оказался на борту самолета, уносившего меня обратно на Тимор.