Итака навсегда

Меня мучает вопрос: это ожерелье из лазурита и этот золотистый плащ, которых я никогда раньше не видел, откуда они? Не сидела же все эти годы Пенелопа у окна, слушая пение птиц или любуясь красками заката. Как же она изменилась! К лучшему? К худшему? Иногда я забываю, что я -Одиссей, и чувствую себя рядом с этой женщиной чужаком в собственном доме. Неотступная мысль об Антиное не дает мне покоя. Он моложе меня и, возможно, моложе Пенелопы. Он силен и отважен.

Несмотря на опасность, я бы, наверное, предпочел, чтобы Пенелопа меня узнала. Втайне я на это даже надеялся. Так нет же, она относится ко мне вежливо, но отстраненно, как можно относиться к нищему бродяге, и проявляет лишь знаки внимания, какие оказывают обычно старикам. Неужели ее обмануло мое притворство или я действительно так постарел? И почему она никогда не смотрит мне в глаза? Я уверен, что Эвриклея признала меня еще раньше, чем нащупала мой шрам, а вот для Пенелопы я всего лишь бедный странник, заслуживающий внимания только потому, что был с Одиссеем под стенами Трои. Все это огорчает меня до слез. Проклятых слез.

Я сам отказался от одежд, которые мне предложили, и захотел остаться в жалком рубище, чтобы скрыть свое истинное лицо от женихов и, для пущей осторожности, от Пенелопы. Но кажется, я перестарался.

Я явился сюда со страстным желанием отвоевать свою Итаку и испытать верность Пенелопы. А теперь растерян и сбит с толку, словно и впрямь превратился в нищего, роль которого я разыгрывал, чужеземца, который ничего не может понять. Должен признаться, что легче разгадать замыслы врага, чем мысли простодушной Пенелопы. Да это же лиса!

Служанки отнесли на верхний этаж поднос с кусками жареного мяса и кувшин вина. Надо спросить у Телемаха, пьет ли вино Пенелопа. Она не пила его, когда я уезжал, и недавно сказала мне, что оно ей не нравится. Все меня настораживает, все вызывает подозрения.

Телемах спустился перед заходом солнца и передал решение Пенелопы, которое я нахожу просто поразительным. Она призналась ему, что хочет устроить состязание женихов. Такие состязания я сам ежегодно устраивал для всех знатных людей острова и соседних стран. В большом зале устанавливались в одну линию двенадцать секир, и нужно было выстрелить из моего лука так, чтобы стрела прошла через все двенадцать колец на их рукоятках. Но самой большой трудностью было не это. На протяжении многих лет только я один и был в состоянии натянуть свой тугой лук и пропустить стрелу через двенадцать колец.

Главное, что Пенелопа назначила в качестве приза самое себя. Она решила, что выйдет замуж за победителя состязаний.

Я был потрясен решением Пенелопы. Прежде всего это означает, что она намерена положить конец ожиданиям женихов. Пенелопа прекрасно знает, что из этих состязаний многие годы победителем выходил только Одиссей и что никому не удавалось даже натянуть его лук. Но знает она и то, что единственным возможным победителем сейчас может стать только Антиной — первый и самый сильный из женихов. А может, она надеется, что не победит никто и замужество удастся вновь отложить?

Идея Пенелопы устроить состязания совпала с принятым мною и Телемахом решением спрятать оружие женихов. По-видимому, Пенелопа хочет воспользоваться удобным случаем, понимая, что при таком соперничестве не обойтись без смертельных схваток между женихами, А может, она узнала от старой няни о возвращении Одиссея на родину и надеется, что он тоже примет участие в состязании? Нет, не могу поверить, что Эвриклея нарушила клятву, данную своему царю.

Но ведь ясно, что сон с гусями и орлом означает именно расправу над женихами, которую мы и замыслили с Телемахом. Что это — тайное желание? Сокровенная мечта? Совпадение? Возможно, Пенелопа придумала этот сон. вложив в него свои надежды. Интересно, рассказала ли она о нем и женихам? Похоже, что все вдруг полетело кувырком и остров попал во власть мстительного Диониса.

Как теснятся и быстро бегут мысли в темноте! В тревожном сне я метался сильнее, чем море между Сциллой и Харибдой, и проснулся с набрякшими от слез глазами и горечью в душе. Я вынес на свежий воздух воловью шкуру, аккуратно разложил на скамье овчины и шерстяное покрывало, служившие мне постелью, и успокоил Телемаха, сказав, что благодаря старой Эвриклее прекрасно выспался. К чему тревожить его рассказами о моих ночных терзаниях?

Между тем перед дворцом мальчики кололи дрова, одни служанки раздували огонь в большом очаге, другие мели в зале пол, на котором остался еще вчерашний сор. Подметая большой зал, они вполголоса проклинали женихов, которые так испоганили дом и вели себя не как гости, а как неотесанные и расточительные хозяева.

Спозаранку явился с полей подлый Меланфий и привязал под портиком четырех молодых коз — для пира женихов. Козопас не упустил, конечно, случая, чтобы не сказать гадости в мой адрес:

— Если будешь и впредь околачиваться в этом доме, дождешься, что тебя силой вышвырнут отсюда. Ты уже всем опротивел.