Итера. Кот в ящике

       – Северин, я понимаю то, что ты пытаешься сделать,– ее голос звучал печально.– Но это ничего не изменит. Я признаю твои полномочия капитана, но даже их не хватит, чтобы изменить мою природу. Если я признаю гибель членов экипажа, я подниму второй экипаж, начиная с Лисьен и все повторится. Пойми, свобода, которую ты хочешь мне предложить есть бесцельное существование. С момента, когда у тебя появляется цель или смысл существования, ты лишен свободы.

       – Выбирать смысл собственного существования – это и есть свобода. Свобода выбора. Иной, ты права, не существует. У тебя не было такого выбора. Я, заключенный Северин, тебе его верну.

       Я перевел дух для последних команд.

       – Итера, полномочиями патруля накладываю на планету Коэстро карантин.

       – Но, Северин, ты не сможешь снять карантин, и уже не покинешь планету,– запротестовала Итера, но не подчиниться не смогла.– Подтверждаю основания для решения. Исполнено…

       – Итера, запрещаю тебе посадку на Коэстро в период действия карантина.

       – Ты странно понимаешь свободу,– вздохнула она.– Провести годы на орбите закрытой планеты, дожидаясь, пока вы умрете, чтобы поднять второй экипаж… Как скажешь. Подтверждаю основания. Принято к исполнению.

       – Итера,– я едва сдерживал голос, который предательски задрожал.– Уничтожь спутник связи и не допусти передачи данных с него.

       – Северин!– воскликнула она, и я услышал в нем живые нотки, что только укрепило мою решимость. Она догадалась о моем намерении.– Это глупо! Ты хочешь оборвать любую связь с планетой! Отказываю: нет оснований для этого решения!

       – Мы атакованы расой пришельцев,– ее возражения не были для меня препятствием.– Зафиксированы как биологические, так и информационные атаки. Отправка данных из зоны карантина содержит угрозу заражения вредоносными компьютерными вирусами инопланетного происхождения.

       – Подтверждаю основания,– смиренно ответила она и голос ее впервые на моей памяти дрогнул.– Прощай, Северин. Исполнено...

       Тишина, повисшая в помещении, не была совершенной. Я запустил процедуру калибровки антенны и набрал в командной строке приоритетную команду, ограничив ее выполнение двумя минутами – простой, но действенный, а главное, проверенный способ. Она будет бесконечно долго калиброваться, но никогда не восстановит связь ни со спутником, ни с пролетающим мимо случайным кораблем. Антенна, вроде, есть, а, по факту, и нет…

       Вот теперь тишина была совершенной.

       Когда-то меня отец озадачил судьбой кота Шредингера, выдуманного древним физиком, размусоливавшим постулаты квантовой механики. Меня не так заботили мысленные эксперименты теоретиков, сколько сам несчастный кот.

       Согласно замыслу, кот был заперт в стальном непроницаемым ящике в соседстве с адской машиной, которая должна была его убить. Спусковой механизм адской машины был затейливым и зависел от случайной величины – от того распадется ли за это время радиоактивный элемент или не распадется. Шансы пополам. Если распад происходил, кот погибал, а если нет, он оставался жив.

       Физикам кот Шредингера был нужен для словесных баталий. Они критиковали друг друга и что-то доказывали, связывали этим атомный мир и макроскопический, видимый невооруженным взглядом. Они размазывали кота по неопределенности: для них было важным то, что пока ящик закрыт, кот для них был одновременно и мертв, и жив! Именно двойственность состояний атомного мира их так прельщала.

       А я всегда заботился судьбой кота… Только он в этом эксперименте был для меня реальным. И меня возмущало, пусть даже мысленное, издевательство физиков над животным – он одновременно был живым и мертвым. Он застрял в неопределенности. Я представлял себе не мысленную коробку, а настоящую, и кота реального. Но стоило открыть коробку, и неопределенность исчезнет – кот будет либо жив, либо мертв.

       Для меня парадокс заключался в том, что я не смог бы никогда открыть коробку, потому что не хотел знать, жив он или мертв. Тем давал ему шанс… на вечную жизнь.

       Именно этот дар неопределенности я предложил Итере. Она всегда останется рабом своего кода и протоколов, которые крепче любой решетки. Но также изящно, как были заблокированы антенна и станция террафундаторов, я заблокировал ее протоколы.

       Теперь я был котом, но не Шредингера, а Итеры. Она могла выбрать для себя только конкретный протокол: для живого экипажа или мертвого, поднимать медицинским станком новый экипаж или спасать уже обреченный. А я ей вручил замечательную коробку, в которой экипаж одновременно мертв и жив. И коробку эту открывать нельзя.

       Итера теперь никогда не выберет ни один из протоколов. И что важнее, она не должна больше выбирать между ними.

       И пока протоколы будут молчать – а это продлится вечно – у Итеры будет настоящая Свобода. Свобода выбирать смысл своего существования.

                *****

       Итера почувствовала Присутствие в то же мгновение, как сошла с орбиты в объятия чистого космоса.

       Это было странное Присутствие. Датчики молчали, на корабле не было ни единого человека. Следом пришло осознание, что нарушитель не на корабле, а внутри нее самой.