Итоги № 1 (2012)

— Комизм в том, что предыдущей работой перед «Титаником» был для меня именно трехмерный фильм, который я делал для парка аттракционов студии Universal. Очень нравилось снимать его, но и в мыслях не было, что этот формат применим для большого кино. Затем, в конце 90-х, я стал подумывать, а не сделать ли мне трехмерный фильм для сети кинотеатров IMAX, но потом отказался. Слишком дорого и непродуктивно — всего для горстки кинозалов. Где-то в 2001—2002 годах началась революция в сфере цифровых проекторов. Джош Гриер и Майкл Льюис основали революционную компанию RealD. Мы с ними друзья, а Джош помогал мне делать мой первый 3D-фильм «Призраки бездны» (тот самый документальный фильм об экспедиции на затонувший «Титаник»). Компания RealD заложила прочную технологическую основу, а мы с Джошем и Майклом начали агитировать коллег за 3D. Далеко не все заинтересовались, но постепенно динамика наметилась. Боб Земекис стал делать кино в 3D на студии Диснея. Когда я взялся за «Аватар», моей мечтой была тысяча кинотеатров, где можно было бы его показывать в 3D-версии. Но мы так долго прокопались с «Аватаром», что к моменту его выхода кинотеатров с 3D-проекцией оказалось намного больше.

— Электронные технологии могут, похоже, все. Нет ли опасности, что при 3D-конверсии захочется добавлять эффекты просто ради эффекта, а не ради смысла?

— Да, заиграться легко. Технологическая вседозволенность опьяняет. Ты контролируешь любые аспекты изображения. И постепенно оказывается, что не ты управляешь технологией, а она тобой. Есть, есть такой момент. Единственный сдерживающий фактор — стоимость. С другой стороны, что-то новое непременно возникает. В «Титанике» есть эпизод в ресторанном зале судна, где Джек передает Роуз записку. Там на заднем плане на столике стоит лампа. В двухмерной версии обычная лампа, причем не в фокусе, потому что в фокус взято лицо Джека. При конверсии мы «дорисовали» лампу, и она неожиданно заиграла. Какой-то появился дополнительный эстетический компонент.

— Во фрагменте, который я видел, эффектны кадры с наступающей водой. Кажется, потоки вот-вот польются с экрана.

— Вот-вот! И тут вопрос не в технологии, а в эстетике. Когда вода быстро прибывает и какие-то предметы в бушующем водовороте буквально утыкаются в глаза зрителя, мурашки по коже начинают бегать от ощущения достоверности. Если помните, примерно такой же эффект возникал в ключевые моменты и в двухмерной версии. Трехмерность усилила его многократно.

— Какую сцену оказалось сложнее всего конвертировать?

— Массовые сцены, там, где тысячи статистов. Чертовски кропотливая работа! Но есть, казалось бы, простые кадры, которые по сложности не уступят массовкам. Например, пузырьки воздуха, вылетающие из-под лопастей воздушного винта. Представьте, пришлось изолировать и заново «прорисовать» каждый пузырек. Гигантская работа, которой занимались триста человек в специализированной компании Stereo D. Мы выбрали эту компанию из семи, которые работают на рынке 3D-конверсии. И я уверен: выбрали лучшую.

— Когда вы пересматривали фильм кадр за кадром, не возникало ли у вас искушения что-то переделать, изменить?

— Конечно, возникало. За время, прошедшее после выхода фильма, я очень глубоко влез в историю гибели «Титаника» и снял под водой документальный фильм об останках лайнера, лежащих на океанском дне. Мы изучили с помощью роботов и видеощупов процентов 65—70 интерьеров судна и кое-что новое узнали о расположении и отделке помещений. Дело в том, что фотографий «Титаника» осталось очень мало. Просто не успели его заснять. Мы руководствовались чертежами и фотографиями лайнера «Олимпик» — они с «Титаником» близнецы-братья. Вот, например, двери в салоне были не сплошь деревянные, а со стеклянными вставками. Что с того? Мне что, все переснимать? В мире есть, наверное, десяток буквоедов типа меня, которых эта точность волнует. Остальным зрителям до нее дела нет.

— Если этот повторный релиз окажется успешным, можно представить, сколько старых фильмов захотят выпустить в прокат в 3D-версии...