Итоги № 15 (2012)

Кто же я?.. Какой-то человек, уже не помню кто, поразительно точно отметил, что мы той национальности, какой себя чувствуем. И когда я говорю, что я не русский, это означает только то, что я не чувствую себя русским. Как не чувствую себя немцем, голландцем, норвежцем и евреем в том числе. Что с этим поделать? Вообще-то мне проще рассказать, кто такой американец или француз. Помню, как я впервые оказался в Риме. Август, жара, все разъехались по отпускам, в городе тишина, и только цикады поют. Спустился к Форуму, брожу по этим руинам, где когда-то ходили Цезарь и Тиберий, и вдруг чувствую, у меня как мороз по коже: вот оно мое, вот они мои европейские корни! Это очень сильное чувство. А вот когда я был в Иерусалиме и стоял у Стены Плача… Конечно, тоже мощная штука, но ощущения, будто это истоки, даже близко не было.

— Ваш отец ощущал себя советским человеком?

— А вот он по убеждениям был красным и работал на советскую разведку.

— Ну и как быть сыном разведчика?

— Ну, об этой стороне его жизни я узнал не сразу. А увидел первый раз отца, когда мне было уже пять лет. Это случилось в Коннектикуте, недалеко от Нью-Йорка, на даче у маминых друзей, где мы жили летом. Был субботний день, я играл на чердаке с лодкой, к которой была привязана веревка, и никак не мог справиться с узлом. Тут появилась мама и сказала, что внизу находится один мужчина, который очень хорошо умеет развязывать узлы. Я спустился. Действительно, сидит худощавый мужчина с такими желтовато-зеленоватыми глазами и с любопытством смотрит на меня. Будучи воспитанным мальчиком, я сказал: «Добрый день».

— На чистом английском?

— На чистом английском языке. А он говорил с некоторым акцентом. Но узел, с которым я не смог справиться, развязал. Причем так легко, что у меня возникли сомнения в своей полноценности. Вот такое неожиданное детское ощущение… И тогда мама сказала, что этот гражданин мой отец.

— Гражданин оказался приличным?

— Более чем приличным! Но очень сложным и, на мой взгляд, трагичным. В домашней жизни папа был человеком авторитарным — перенес на нашу семью атмосферу семьи, в которой вырос и где всем командовала его мать. Я восстал против такого домашнего деспотизма, и долго наши отношения с отцом оставались сложными. Что, впрочем, не мешало мне его любить.

Мама была полной противоположностью отца. Она была настоящей француженкой, причем происхождением из высокой буржуазии. Она любила папу и обожала своих детей — меня и младшего брата Павлика, который родился в 1945 году. Тем не менее поначалу отец не хотел связывать себя семьей, и, когда мне было всего три месяца, мама увезла меня из Франции в Америку. Она ждала его пять лет без всякой надежды. И он, судя по всему, так ничего и не предпринял бы. Моя бабушка, умирая, настояла, чтобы он женился на матери…

— А что такое настоящая француженка?

— Трудно объяснить... Например, настоящая француженка никогда не позволит непочтительного отношения к себе. Во Франции принято так: мальчик встает, когда в комнату входит взрослый, а мужчина обязательно поднимется со своего места, если входит женщина. И по-другому просто невозможно. Все происходит автоматически. Впрочем, это общие каноны. Есть и другие моменты.

Например, отношение к детям. Материнская любовь по-французски очень сдержанная: мама скорее сама подставит щечку, чтобы ты ее поцеловал, и редко когда поцелует тебя первой. Объятия — тоже большая редкость, особенно в высоких буржуазных кругах. Все держатся друг от друга на некотором расстоянии, считается, будто в бурном проявлении эмоций есть что-то неприличное… И еще. Во французских семьях детям с раннего возраста прививается умение радоваться сегодняшнему дню, здесь и сейчас, потому что неизвестно, что будет завтра. Или другое национальное правило: умей найти выход из любой ситуации!

— Кто же играл первую скрипку в отношениях ваших родителей?

— Мама всю жизнь любила только отца. Отец же у меня был очень обаятельный, такой шарман… Думаю, он многократно изменял матери. Я же очень переживал, и это была одна из причин моих непростых отношений с отцом.

Когда мне уже было около тридцати, я высказался по поводу его романа с одной женщиной. До отца это дошло, он вызвал меня и ужасно стыдил: дескать, как я мог в такое поверить и так далее. Я чувствовал себя подонком, просто не знал, что ответить… Но проходит некоторое время, а я переписывался с одним человеком, который присылал почту на Главпочтамт, и мне по ошибке выдали письмо отцу от той самой женщины. Сказать, что я обиделся, значит, ничего не сказать. Решил: придет день, и я ему все выложу! А день такой так и не пришел, потому что у отца случился инфаркт…

— Как же вы все-таки узнали, что он был связан с разведкой?