Итоги № 16 (2013)

Права человека в руках у западной, в данном случае американской цивилизации — это не моральный, не этический принцип. Тот же «список Магнитского» — это оружие организационного типа, способ вторжения во враждебный социум и его разрушение или трансформация без применения горячей силы. Это такие инструменты, с помощью которых американцы действуют всякий раз по-разному. Например, на чудовищные нарушения прав человека в Бахрейне они смотрят сквозь пальцы, потому что режим там проамериканский. В Ливии, Ираке и Сирии права человека они возводят в ранг абсолюта и ради защиты прав отдельно взятого человека сметают с земли народы и государства.

— Так или иначе, «список Магнитского» резко обострил мировоззренческий конфликт между западниками и славянофилами...

— Полемика, которая разрослась вокруг «списка Магнитского», не слишком-то объясняется полемикой западников и славянофилов. Скорее она объясняется схваткой двух очень мощных сил: либералов и государственников — главным образом тех, для кого само существование российского государства, пусть и несовершенного, лучше, чем его отсутствие. Тех, которые страшно боятся повторения ударов по государству, которые привели к его исчезновению в феврале 1917 года и в августе 1991-го.

На защиту этого государства встали люди достаточно сложных оттенков — не только формально с ним связанные, но и интеллектуалы, для которых трагедия потери государства очевидна. Здесь и люди советского мировоззрения, которые, конечно же, не готовы еще раз идти на трагическую утрату нынешнего, пускай худого, но государства.

Русская партия в основном поддерживает это государство, но не вся: русский фланг расколот. Значительная часть русских националистов была на Болотной площади и вместе с либералами выступала против этого государства и против Путина. Это очень интересный казус. Само государство, которое многие бросились защищать, тоже не целостно: там огромное число западных, проамериканских элементов. Там присутствуют группы, напрямую лоббирующие интересы США в российской действительности. Скажем, тот же финансовый блок.

Так что казус Магнитского разделил общество не по жесткой линии, а по волнистой, рваной линии. И современные западники и славянофилы в этой схватке тоже представлены очень сложно, очень рвано.

Огромная часть западников не просто исповедует западные символы веры, нормы развития и институты, которые, кстати, сильно изменились со времен Герцена. Нынешние либералы для достижения своих политических и моральных целей напрямую прибегают к помощи Запада. Они являются его лобби, его агентами в русской действительности. В годы перестройки они оседлали политический процесс и открыли врата врагу в российскую крепость. И сегодня их действия носят предательский характер: они по-прежнему готовы добиваться своих целей любой ценой, вплоть до, образно говоря, приглашения сюда морских пехотинцев США. Их схватка с государством — это не схватка мировоззрений, идей и идеологий, а военная схватка организационного оружия. И они сами являются частью этого оружия, направленного против российской государственности.

— Есть способ примирить противоборствующие стороны?

— Эта схватка тотальна. Она длится на протяжении XX—XXI веков, в ее недрах пролилось колоссальное количество крови, и там огромное число жертв как с одной, так и с другой стороны. Так что примирения здесь быть не может. Может быть лишь подавление — либо тотальное, либо частичное.

После 1991 года так называемые государственники, в том числе и советского розлива, были выключены из политического процесса, их сделали маргинальными. И только с приходом Путина этот политический процесс несколько изменился. Он начал меняться в еще большей степени после событий на Болотной, когда западники, вскормленные Путиным, восстали против него самого. Так ангел Люцифер, некогда бывший верным и любимым чадом Господа, восстал против него.

Это обозначило трагедию самого Путина, стоящего перед выбором: либо по-прежнему держать патриотические силы на маргинальной окраине, либо возвращать их в центр политики, потому что именно они несут на себе крест служения государству, даже этому несовершенному. И все, что было после Болотной площади, — это медленное, но неуклонное возвращение в центр общественно-политической жизни государственников. Не просто по мандату, но людей с представлениями о судьбах России, о векторе русского развития, о константах, заложенных в русскую историю и историческую мысль.

— Не окажемся ли все мы со всеми этими государственниками за железным занавесом?