Итоги № 32 (2012)

Иными словами, суть предложения в том, чтобы признавать человека дееспособным, не лишая прав, но предоставлять при его согласии дополнительную поддержку и патронаж. В этом случае одобрение опекуна (помощника) на любого рода сделки было бы не нужно, что ликвидировало бы потенциальную угрозу по духу криминального, а по форме — вполне законного отъема у опекаемого его собственности и денег. При этом обязательным стало бы информирование людей, страдающих психическими расстройствами, о сути проводимых ими финансовых и тому подобных операций.

Правда, сработает такое информирование или нет, тоже большой вопрос. В российской практике, к примеру, социальным работникам, ухаживающим за больными и инвалидами (в том числе психически здоровыми), запрещено вступать с ними в отношения даритель — получатель. Но известны случаи, когда подобные сделки «в знак благодарности» совершаются с участием дальних родственников и близких друзей соцработника.

Это у нас. А что «у них»? Минимальное поражение в правах и максимальная социальная помощь — это и есть западный опыт. Во многих странах даже не существует такого понятия как полная недееспособность, а если и есть, то до него, как говорится, надо еще дойти. Например, в Великобритании человек только тогда признается недееспособным, когда попытки помочь ему в принятии решений оказываются безуспешными. А вот неразумность решения — не повод для жестких мер: мало ли кто и как дурит! В штате Западная Австралия опека (то есть законом закрепленное за третьим лицом право контролировать сделки опекаемого) назначается как крайняя мера и только тогда, когда не найдено иного способа удовлетворить нужды человека.

В Германии суд в обязательном порядке конкретизирует цели, ради которых назначается опекун. Выйти за эти рамки ему не дозволено, а если возникнет такая необходимость, потребуется новое судебное решение. Для сравнения: в России сегодня при установлении недееспособности опека обязательна. Со всеми ее побочными эффектами, упомянутыми выше. Формально суд не обязан учитывать мнение человека при назначении опекуна. Более того, как подчеркнули специалисты ОП, практика такова, что одно и то же лицо (или институт) является и опекуном, и исполнителем социальных услуг. А это прямой конфликт интересов, бьющий по и так страдающему человеку. И это сейчас, а что будет с появлением градации дееспособности-недееспособности?

Кошелек или жизнь

По идее и сегодня при сделках, например, с недвижимостью должны регистрироваться все случаи, когда в них прямо или косвенно затронуты интересы частично или полностью недееспособных граждан. Такие сведения, согласно Закону «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», заносятся в особую графу Единого госреестра прав.

Но проблема, как выяснили «Итоги», в том, что работа по формированию этого госреестра даже не начиналась — все ждут изменений закона, а это случится только осенью. Более того, поправки в ГК, как ожидается, вообще поменяют систему оборота недвижимости: роль государства при регистрации таких сделок должна снизиться, а роль нотариата — возрасти.

Представитель нотариата пояснил «Итогам», что он и его коллеги пребывают в полной растерянности: и сегодня-то не всегда ясно, как поступать... Так, например, нотариус обязан удостоверить дееспособность клиента, но как это сделать на практике, если медучреждения отказываются предоставлять нужную информацию, ссылаясь на врачебную тайну? Да и органы опеки не спешат делиться информацией с частными нотариусами. Вот и приходится последним выполнять требование закона на глазок. И чаще всего они предпочитают отказать клиенту, если возникают сомнения в его дееспособности, нежели потом судиться с его разгневанными родственниками.

Мягко говоря, нарушений хватает. И ведь криминалом их не всегда назовешь: просто махинация в обход невнятного в своем правоприменении закона. Из практики главы президиума Столичной коллегии адвокатов Георгия Зубовского: «Человек был осужден, но пока он отбывал наказание, его родственники продали принадлежащую ему недвижимость, а по возвращении он был признан недееспособным, когда попытался восстановить свои имущественные права». А вот что рассказал бывший сотрудник МВД, а ныне глава департамента безопасности одного из крупных российских банков Алексей Богатырев: «Недееспособные люди использовались в мошеннической схеме по выводу из России средств за рубеж. В ходе следствия выяснилось, что лишение прав не запрещает недееспособным давать распоряжения посредникам. Вот так в офшоры были выведены средства, равные по объемам бюджетам небольших государств».