Итоги № 40 (2012)

— Ну это какое-то упрощение. Я говорю о том, что мне надо было пройти путь от неприятия многого, от юношеского бунта и анархии до понимания своего места в жизни. И так получилось, что на моем пути встретились правильные священники.

— А что делать атеистам?

— Мне сложно дать ответ. Я не понимаю, что такое атеист. Всякие силиконовые мамы часто говорят: ах, у меня ребеночек прекрасный, так переживает за бездомных зверушек, собачек, кошечек, что плачет. А я уверен, что когда ребенок будет знать заповеди, начнет переживать за свои поступки, плакать, оттого что кого-то обидел, тогда он станет человеком. Что за зверушек переживать? Сделайте для них приют и не плачьте.

— А вы вот за зверушками ходите на охоту.

— И не плачу. Все, что добудем на охоте, съедаем честно. Охотимся не ради удовольствия, а для пропитания. Это закон. Брат, папа, я — мы все охотники. Со временем эта страсть, правда, тоже проходит. А пока она есть, ну что делать. Каюсь, подвержен страстям. Но охота — это вообще-то не убийство. Убийство — это развращать малолетних, воровать бюджетные деньги, проводить неправильную реформу в школе. А на охоте зверь не убивается, а добывается. Добыть зверя — это побороть его.

— Вы хотите сказать, что вы со зверем на равных?

— Слушайте, а мы, когда сидим за рулем машины, на равных с пешеходом? Все кругом не на равных. А вот на охоте, если пойти на медведя, то тут как раз на равных. Сходите, проверьте.

— Проверять не буду, поверю. Мотоцикл тоже по-прежнему ваша страсть?

— Мне нравятся ощущения, которые дает мотоцикл: свобода, полет. Вообще по-другому чувствуешь мир. Опять же адреналин впрыскивает.

— Помню, как вы на мотоцикле ездили в Союз кинематографистов, когда год им руководили. Бюрократия — это тоже адреналин?

— Да никакого адреналина. Была попытка поучаствовать в жизни этого творческого сообщества. Это очень тяжело. Этим либо нужно заниматься серьезно и отдавать себя полностью, либо не лезть. Меня знаете, на чем поймали? На патриотизме. Я не люблю людей, которые с таким презрением говорят: «Фу, Россия, тут всегда будут бардак и ворье». Самая выгодная позиция: быть всем недовольным и ничего при этом не делать. Я хотел сделать. У меня была искренняя попытка что-то поменять в этой структуре. Не удалось. Слишком сильно там личное вторгается в общественное — личности-то все творческие. Но кое-что все-таки было сделано. В конце концов, баланс Союза кинематографистов вывели на ноль, без убытков. Были проведены выборы. Уже хорошо. И для меня было полезно. Я думал, что могу быть бизнесменом, администратором, кем-то еще. Но вдруг понял в 40 лет: да никем я не могу быть, только тем, кто я есть. Mогу быть только артистом, заниматься профессией, которая мне интересна и которую я люблю. Ведь Бог меня не спросит: «Ну, Пореченков, почему ты не стал олигархом, почему у тебя яхт нет?» Он спросит: «Почему ты не был собой? Я же тебе сказал быть артистом, дурак». Вот я и решил: раз тебе дан ну не талант, а способности, так используй их до конца.

— Вы слова «талант» боитесь?

— Талант — это слово для девочек-поклонниц: ах, какой талантливый молодой человек.

— В поклонницах по-прежнему девочки?

— Я в том возрасте уже, когда не только девочки, но и взрослые женщины уделяют внимание, говорят спасибо, передают букеты. Это часть профессии. Но и мужчин хватает. Идешь в ресторан, а они: садись, брат, давай бухать с нами.

— А вы что, и по улицам ходите?

— Я хожу по улицам. Я нормальный человек. Живу среди людей. Еще и на гастроли езжу: Хабаровск, Владивосток, Самара, Саратов, Екатеринбург, Омск — всех городов, где я был, не перечислить. Не могу же я там надеть ведро на голову и сидеть в номере. Хожу в ресторан, по улицам, в этнографический музей. А дома с семьей выхожу на улицу, с детьми гуляю, с собакой.

— То есть собачка все-таки есть? Вы же говорили…

— Я говорил про принципы воспитания. А у меня две были, охотничьи. Одна погибла. Напала стая на нее, покусали насмерть. Вторую тоже сейчас подрали, но ничего, зашили, лечим. Снова хотим брать собаку, опять охотничью.

— В кино вы такой добродушный качок, а в театре — комик-неврастеник. Какое амплуа вам ближе?

— Да я везде разный. Просто как-то не замечают. Может, слишком тонко рисую? В кино бываю и комик, и неврастеник. В «Механической сюите» Димы Месхиева, в «Связи» Дуни Смирновой. На телевидении много было работ, где я другой, — сериалы «Ликвидация», «Исаев», «Доктор Тырса».