Итоги № 41 (2012)

Патриарх российской журналистики Владимир Губарев: «Отцом первого искусственного спутника Земли принято считать Королева. Действительно, именно он его сделал. Но этот шарик, как ни покажется сенсационным, никому не был нужен. Целью запуска была проверка ракеты, которая создавалась для термоядерной боеголовки»

 

Пятьдесят пять лет назад состоялся запуск первого искусственного спутника Земли. ПС-1 —Простейший Спутник номер 1— таково было кодовое обозначение похожего на ядро снаряда, ушедшего в небо с научно-исследовательского полигона министерства обороны Тюратам, который вскоре переименовали в космодром Байконур. 4 октября отмечается в России как памятный День Космических войск, а во всем мире — как начало космической эры человечества. О первых шагах отечественной космонавтики рассказывает «Итогам» писатель-фантаст, драматург и журналист, лауреат Государственной премии СССР Владимир Губарев.

— Владимир Степанович, а где вы были 4 октября 1957 года?

— Для меня искусственный спутник Земли начинался дважды. Первый раз — в тот самый день. Я, студент МИСИ, возвращался с целины. В поезде мы с ребятами узнали, что запущен первый искусственный спутник Земли. Величие этого события мы тогда, честно говоря, не очень-то и поняли. Я и не подозревал, что всего через несколько лет этот маленький одинокий шарик в космосе определит мою дальнейшую судьбу… И второй раз спутник открылся для меня, когда я работал над мемуарами Леонида Ильича Брежнева под названием «Космический Октябрь». Вместе с Анатолием Аграновским, Аркадием Сахниным, Александром Мурзиным и Виталием Ганюшкиным был членом команды журналистов и писателей, которые создавали за Брежнева его книги. Мне поручили написание космических мемуаров вождя…

Так вот, все архивы передо мной были, естественно, открыты. Лишь с одним ограничением. Мне сказали в ЦК КПСС: «Ни в коем случае не привлекайте к работе никого из нашего военно-промышленного комплекса. Работайте тайно!» Так как я был обозревателем «Правды» по науке, мне все оказалось весьма просто. Журналистская известность и удостоверение главной партийной газеты открывали любые двери. Даже цензура не очень-то и придиралась.

— Но для такой работы в советскую эпоху была необходима, как я понимаю, особая форма секретности, допуска к закрытой информации…

— Когда я только начинал карьеру журналиста, у меня уже была первая форма допуска, что в нашем профессиональном цехе считалось редкостью. Дело в том, что после окончания института я работал в одном хорошем, как тогда говорили, «почтовом ящике» — закрытом научно-исследовательском центре. Моим научным руководителем был Николай Доллежаль, специалист по атомным реакторам всех типов. Время начиналось такое — как писал Борис Слуцкий: «Что-то физики в почете. / Что-то лирики в загоне». Я же был и физиком, и лириком. Продолжая мою работу на закрытом предприятии, я печатался в «Юности», «Комсомольской правде», «Московском комсомольце»…

И вдруг меня вызывают в московский горком КПСС. Оказывается, на самом высоком уровне — в Политбюро ЦК КПСС и Совете министров СССР — принято решение подобрать ребятишек, которые были бы профессиональными технарями и при этом умели бы писать. Шла подготовка к запуску в космос первого человека, и «в инстанциях» было решено сформировать касту особо доверенных научных журналистов. Нас собрали человек пятнадцать и отобрали только пятерых. Все инженеры: Ярослав Голованов из МВТУ, Борис Коновалов из Физтеха, геохимик Дмитрий Биленкин, военный инженер Михаил Ребров…

Я пришел к академику Доллежалю и сказал, что ухожу на некоторое время в газету — в «Комсомольскую правду» — пописать немножко. Он нахмурился: «Тут один в 46-м году сказал, что пойдет поиграть немножко в шахматы. Но так и не вернулся…» Это был будущий гроссмейстер Ефим Геллер. «Ты тоже не вернешься», — отрезал Доллежаль. Он оказался прав, журналистика сделалась моей основной и любимой профессией. А покорение космоса стало в дальнейшем одной из моих ведущих тем.

— Вернемся к первому спутнику…

— Историей его появления я серьезно занялся, работая над книгой Брежнева. После запуска много чего превратилось в легенду. Например, везде пишут, что непосредственно перед стартом на космодроме появился горнист и протрубил… Классика романтизма — все как в кино. Горнист же, надо сказать, и на самом деле был. Но вовсе не возвещал миру о рождении спутника. Все было гораздо тривиальнее: солдатам требовалось немедленно выйти за пределы пусковой зоны. Другого вида связи, кроме горна, не было. Раз звучит труба — все срочно сматывайтесь!.. Но жест и факт красивые.