Итоги № 48 (2011)

Географию я сдавал вместе с Александром Хлопониным, ныне вице-премьером российского правительства и полпредом президента, а тогда таким же абитуриентом. Предмет я знал хорошо, билет попался легкий, первый вопрос о мхах и лишайниках, второй — о геополитических особенностях Чехословакии... Короче, полный расслабон, сижу и жду, когда подойдет очередь. И тут какой-то мелкий парень, чьего имени я не знал, шепчет через проход: «Длинный, подскажи, когда СЭВ создали?» Видимо, у него в мозгу что-то заклинило, раз такую ерунду вспомнить не мог. Я отвечаю: «В 49-м». Преподаватели заметили, что мы переговариваемся, и крик подняли. Дескать, за подсказку оба — вон из аудитории! А это последний экзамен, до поступления рукой подать... Хлопонин повел себя по-мужски, встал и сказал, что виноват он и наказывать надо только его. Экзаменаторы обалдели от подобного благородства, и председатель приемной комиссии не стал нас выгонять...

Потом тоже была смешная история. Первым, кого я встретил, когда 1 сентября с опозданием пришел на торжественное вручение студенческих билетов, оказался Саша. Подхожу, он стоит под дверью аудитории, смотрит на меня и говорит: «Длинный, в футбол играешь?» Я отвечаю: «Сначала угонись за мной, Мелкий!» Вот с тех пор мы и стали друзьями не разлей вода. Считайте, с семнадцати лет. По молодости обращались друг к другу ласково: «Старая корова...» Как-то изображали на институтской вечеринке Деда Мороза со Снегурочкой. Само собой, внучка вышла на сцену в кроссовках 47-го размера...

После первого курса мы с Хлопониным ушли в армию, попав в так называемый андроповский призыв. Откосить я не пытался, не мой стиль. В нашей среде это считалось не по понятиям. Помню, знакомый врач, бывавший у нас в гостях, как-то сказал, что может сделать фиктивную бумажку, дающую право на освобождение от службы. Мы с папой дружно возопили: «Что за справка?! Армия — значит армия!» Практически всех моих однокурсников тогда призвали. Мы вкусили реальную жизнь, получив мощную закалку на уровне адаптации к любым житейским реалиям. И речь необязательно о запредельных физических нагрузках или кулачных боях со старослужащими. Например, я очень разборчив в еде. Что попало есть не стану. Лучше останусь голодным. Мама из-за этого всегда дико мучилась. Она покупала мясо (а вы помните, что продавали в 70-е годы в советских магазинах), обжаривала его, тушила и пыталась накормить меня. Я пробовал блюдо и откладывал вилку: «Почему ты закрывала кастрюлю крышкой?» Мама спорила, но я-то чувствовал: вкус другой... Или творог. Терпеть не мог комочки в нем. Когда мне было лет шесть, мама купила именно такой, комковатый. Я категорически отказался есть. Дело происходило утром, мама торопилась на работу и не стала уговаривать: «Не выпущу из-за стола, пока все не съешь!» Я честно провел перед тарелкой двенадцать часов. Пребывал в отличном настроении, что-то рисовал, смотрел в окно. Вечером меня отправили спать голодным. Утром родители попробовали повторить ту же историю: творог положили свежий, но — с комками. Я снова не притронулся к еде. После моей полуторадневной голодовки семья капитулировала, к обеду папа с мамой переругались в дым и отказались от идеи заставить меня есть то, что не хочу. В армии такие фокусы не канали. Не жрешь — твои проблемы. Постись, пока не сдохнешь! За первые пять дней я не пригубил горячего. Не мог! Питался кусковым сахаром, кроша его на хлеб. Типа пирожное! И запивал чаем. Все! Но быстро понял, что на таком корме долго не протяну, двину копыта. В итоге перешагнул через себя и начал заглатывать баланду, которую варили в части. Но сливочное масло, а оно в армии считается главной валютой, есть так и не научился. С детства не люблю его. Поэтому в солдатской столовой все любили садиться рядом со мной: был гарантирован лишний кусок масла...