Итоги № 51 (2012)

— Как и у каждого. Начать с того, что родиться должен был ленинградцем. Матушка моя из Новгородской области, из валдайских краев, отец — с Вологодчины, из Пришекснинского района. Такие глубоко российские родители. Оба в молодости оказались в Ленинграде, встретились, полюбили друг друга... Когда мама находилась на четвертом месяце беременности, началась война. Отец ушел на фронт, в штурмовую авиацию, матушка вместе с семьей старшей сестры уехала в эвакуацию на Урал. По дороге сделали остановку в Свердловске, где я и появился на свет. Через месяц мы перебрались в Челябинск, хотя я, понятно, этого не смог бы запомнить при всем желании. Словом, питерец из меня не получился, зато стал Сашей с «Уралмаша». После Победы папа вернулся с фронта и забрал нас с собой. В отличие от открытой, общительной мамы отец был человеком замкнутым, не любил рассказывать, вспоминать. Правда, если в гости приходили боевые товарищи, мог взять в руки гармонику. Еще он любил поэзию, почему-то особенно уважал Лермонтова. Собственноручно сделал два альбома с репродукциями картин русских художников, вырезая их из журнала «Огонек» и аккуратно подклеивая. Но лучше всего отец чувствовал себя на рыбалке, когда усаживался на берегу реки с удочкой и оставался наедине с собой. Он не слишком нуждался в чьем-либо обществе. Как ни странно, эта черта характера во мне проявилась с годами, хотя нравом я больше похож на матушку. После войны папа остался служить в армии, и мы кочевали следом за ним. После Челябинска были остановки в Баку, Кутаиси... Нигде подолгу не задерживались, в конце концов оказавшись в столичной гостинице ЦДКА. Сейчас она называется «Славянка». Это уже помню: скромный номерочек, две кровати, шкаф, стол, тумбочка. Летнего сада в моем детстве не оказалось, зато появился Екатерининский, куда водили гулять. Однажды умудрился провалиться в колодец, к счастью, неглубокий... Странные круги порой выписывает судьба: в последние годы часто оказываюсь в том районе, поскольку в Театре Российской (а тогда — Советской) армии мы снимаем часть своих передач...

Потом у нас была комната в коммунальной квартире в Тушине, которое еще не относилось к Москве. Все хочу съездить посмотреть, осталось ли что-нибудь с тех времен, да никак не выберусь. Далеко, неохота стоять в пробках. А тогда из столичной гостиницы мы, по сути, попали за город. Отцу полагалась служебная машина, которая и отвозила его в Главный штаб ВВС на Пироговке, где он прослужил до выхода в отставку в звании полковника. Собственно, в Тушине я и пошел в школу. А после третьего класса нам дали отдельную двухкомнатную квартиру на Хорошевке. Военное ведомство построило там дома для сотрудников. Туда же много лет спустя я и жену привел. Света спросила: «Где будем жить?» Я без тени сомнений ответил: «Ну как? С моими родителями, конечно!» И мы пять лет обретались под одной крышей... Но, кажется, я убежал в рассказе вперед. Сначала была 643-я школа, на выпускном вечере в которой я станцевал с мамой краковяк, предварительно выпив первую в жизни рюмку водки, щедро налитую учителем физики Борисом Дмитриевичем. Мне нравилась художественная самодеятельность, я ходил в кружок при Доме пионеров, однажды сыграл Бабу-ягу в детском спектакле, а на телевидение впервые попал в — страшно сказать! — 1958 году. Еще школьником, учеником девятого класса. Удивительным образом даже пригласительный билет сохранился! Вот слушайте: «Главная редакция для детей и юношества Центральной студии телевидения приглашает вас на собеседование...» На Шаболовке создавался детский телетеатр, я прошел творческий конкурс и год посещал занятия, снизу вверх с обожанием глядя на молодых дикторов во главе с Игорем Кирилловым. Нас пытались чему-то понемногу учить, но потом история тихо угасла.

— Что же не пошли в театральный вуз после школы?