Итоги

– Понимаю, – отозвалась Анастасия тоном бесстрастным и спокойным. – Мой отец, специалист по культуре Эпохи смертных, говорил, что солнце в древних мифологиях почти всегда рассматривается как носитель мужского начала. То же самое, за некоторыми исключениями, относится и к луне. Поэтому, выбирая роль женщины в свете солнца и луны, вы создаете некое равновесие, гармонию противоположных начал. То, что именовалось «инь» и «ян».

– Это же относится и к вам, – проговорила Джерико. – В конечном итоге бирюзовый цвет – цвет равновесия.

Анастасия улыбнулась.

– Я этого не знала, – сказала она. – Этот цвет выбирал мой брат.

Тень скользнула по лицу Анастасии – словно острая боль пронзила ее сердце при воспоминании о брате. Джерико решила не развивать эту тему – слишком личной она была для ее собеседницы.

– А это не слишком хлопотно, – спросила Анастасия, – всегда зависеть от погоды? Такой человек, как вы, должен предпочитать большую степень свободы от внешних обстоятельств. Кроме того, все это, вероятно, страшно неудобно при переменной облачности, как, например, сегодня.

И, словно послушавшись слов Анастасии, солнце скользнуло за облако.

Джерико рассмеялся.

– Да, это могло бы приносить неудобства, – сказал он, и в этот момент солнце вновь появилось из-за облака. – Но я привыкла. Даже полюбила. Непредсказуемость стала частью моей натуры.

– Мне всегда было интересно, что чувствуют люди, рожденные на Мадагаскаре, – сказала Анастасия. – Не то чтобы я серьезно думаю о том, что это значит – быть мужчиной. Но то, что в самом раннем возрасте человек может попробовать и то и другое – это страшно интересно!

– В этом – суть дела, – сказала Джерико. – И именно поэтому так много людей предпочитают именно на Мадагаскаре воспитывать своих детей.

Анастасия вновь задумалась.

– Если бы я делила свою жизнь между морем и сушей, как это делаете вы, – сказала она, – я бы и свои гендерные характеристики определяла в зависимости от того, где нахожусь. Тогда бы я не зависела от ветров.

– Вашим обществом я наслаждалась бы и там, и тут, – сказала Джерико.

– Вот как? – усмехнулась Анастасия. – Вы флиртуете со мной даже при солнечном свете. Что же будет в непогоду?

– Одно из преимуществ малагасийцев состоит в том, что мы видим в людях прежде всего людей, и когда речь заходит о симпатии, гендер не становится частью уравнения.

Джерико взглянула на небо, где солнце стало вновь заходить за облако.

– Видите, – сказал он через мгновение. – Солнце исчезло, но ничего не изменилось.

Анастасия отошла от поручней, по-прежнему с мягкой улыбкой на лице, повернулась к Джерико и сказала:

– На сегодня мне хватит и света, и тени, капитан. Хорошего дня!

Анастасия пошла в свою каюту, и шлейф мантии устремился за ней, словно парус, раздуваемый легким утренним бризом.

Глава 26

Объект всеобщей ненависти

Роуэн ничего не знал о том, что произошло за время его трехлетнего отсутствия. Ситре, хоть и порционно, но рассказали все. Ему – нет. Все, что он узнавал, он узнавал по косвенным признакам. Не знал он и того, что Годдард теперь заправлял большей частью Северной Мерики, что было плохо для всех, и особенно для самого Роуэна.

Он стоял привязанный к стеклянной колонне в центре шале, в котором жил Годдард. Ему вспомнилась поговорка, пущенная в обиход с легкой руки древнего автора: «Живешь в стеклянном доме – не бросай камнями». Если бы у него, Роуэна, был камень, он не стал бы швырять его в стеклянные стены этого дома. Приберег бы для более подходящего случая.

Его оживили накануне, как то и обещала Высокое Лезвие Пикфорд. Смерть была бы слишком мягким наказанием для Жнеца Люцифера. Хорошо зная Годдарда, Роуэн мог с уверенностью сказать, что его конец будет обставлен с максимальной показухой.

Годдард появился, как обычно, в сопровождении Жнеца Рэнд. На его физиономии не было и тени злобы. Напротив, Годдард был само радушие. Радушие и теплота – если теплота вообще была свойственна столь хладнокровному существу. Не очередная ли это ловушка? Роуэн не мог понять, что происходит. Рэнд же, в отличие от Годдарда, выглядела обеспокоенной, и Роуэн знал почему.

– Мой дорогой Роуэн! – сказал Годдард, двинувшись к Роуэну с распростертыми объятиями, но остановившись в нескольких шагах.

– А что, удивлены увидеть меня? – спросил Роуэн настолько дерзко, насколько смог.

– Ты, Роуэн, не можешь меня ничем удивить, – ответил Годдард. – Но должен признать, на меня произвело сильное впечатление, что тебе удалось спастись после гибели Стои.

– Которую вы и погубили.

– Напротив, Роуэн, – улыбнулся Годдар. – Это ты погубил Стою. Именно это говорят имеющиеся свидетельства, и всегда будут говорить.

Если Годдард хотел спровоцировать Роуэна, то это у него не получалось. Роуэн привык к тому, что за ним тянется дурная слава. Выбрав путь Жнеца Люцифера, он был готов к тому, что станет для жнецов объектом ненависти. Что касается остального мира, то, как он думал, простые люди вряд ли станут относиться к нему с презрением и злобой.