Юбер аллес (бета-версия)

Фишер попытался представить себя со стороны. Вот он стоит - высокий, толстый, внушительный. Очки на толстой картофелине носа сидят чуть криво: надо бы заменить оправу, но он привык. На того лихого парня, который в молодости ездил на мотоцикле без шлема, курил на улице и даже просидел три месяца в кутузке за торговлю французскими эротическими журналами, он решительно непохож. Откровенно говоря, его это не радует. Профессиональный оппозиционер может выглядеть богемно, но ни в коем случае не буржуазно. Приходится придумывать всё новые кунштюки, чтобы поддерживать репутацию. Йошка должен оставаться Йошкой.

Нет, конечно, издателя "Либерализирунг" на самом деле звали Йозеф, как и полагается приличному дойчу. Однако, сын будапештского мясника, перебравшегося в Райх уже после войны, не так давно демонстративно сменил имя на мадьярское - благо, законы Райха это позволяли. Неглупый ход: он разом выделился среди легиона Йозефов Фишеров и заодно получил возможность дать ещё несколько интервью западным СМИ. В передовице, посвящённой этому событию, он объяснил смену имени тем, что ему "стыдно быть дойчем, пока Дойчлянд угнетает другие народы, и прежде всего свой собственный народ". Этот абзац перепечатала даже "Нью-Йорк Таймс"...

Мучительно хотелось выпить. Зайти в этот чёртов "Голубь", сесть за столик, не снимая пальто. Вытереть руки салфеткой, заказать сто "выборовой" и бутербродов с сыром. Конечно, это не сыр. Увы, стоит согласиться с французиком: дойчи ничего не понимают в настоящей еде. Но бутерброды с сыром неплохи в качестве закуски, особенно если сыр поперчить... Ах, если бы ещё закурить. И чашечку хорошего кофе. Кофе без сигареты - деньги на ветер... Он знал пару мест в районе, где делают вполне приличный кофе за смешную цену, но не ходил туда специально, чтобы не растравлять себя. Diable, сколько лет прошло, а его лёгкие ещё помнят табак...

Холодный порыв ветра ударил в лицо. Фишер с раздражением повернулся к нему спиной. Чертов Жорж настоял на встрече на улице, и придется ждать его здесь. Боится обсуждать дела в помещении, даже если это будет третьеразрядная кафешка, где единственные свидетели - полусонная официантка в пяти метрах за прилавком да какой-нибудь одинокий пьяница в углу. Пожалуй, пьяницу, если тот и впрямь там окажется, испугается даже в первую очередь - как же, отличное прикрытие для агента... Если ты такой трус, подумал Фишер с раздражением, нечего было лезть в эти игры. Впрочем, ту же фразу он мог адресовать самому себе, и в глубине души прекрасно это понимал. Под ложечкой вновь пополз противный холодок. Чтобы как-то отвлечься, Йошка принялся рассматривать стену соседнего дома. Ещё совсем недавно - он помнил - стена была исписана граффити на славянских языках. Теперь она была ровная и гладкая, укатанная казённым бежем. В середине красовалась чёрная надпись "Deutschland muss in Kreuzberg wieder erkennbar sein". Йошка усмехнулся: типично имперская деликатность, подчёркивающая угрозу. "В Кройцберге должны снова узнать Германию" - читай: "район должен снова стать дойчским".

Это были результаты недавней кампании. В последнее время в районе скопилось слишком много недойчского населения, ведущего себя чрезмерно вольно - например, позволявшего себе говорить на своих языках в присутствии дойчей, или писать непонятные надписи. На это смотрели сквозь пальцы, пока один честный бюргер, непонятно каким ветром занесённый в этот район, не умудрился обнаружить в нём подвальчик, где ему подали меню на польском. Бюргер подал в суд - который, разумеется, выиграл вчистую. Подвальчик закрылся. Возможно, на этом дело и кончилось бы, но про этот казус каким-то образом прознали консерваторы, и без того косо посматривающие на трудовую миграцию. Старая черепаха Ламберт разразился очередными речами на тему опасностей, угрожающих Райху от наплыва сомнительного расового материала с Востока, не желающего интегрироваться в дойчскую цивилизацию. Фон Фриш написал огромную статью о том, что в Берлине обнаружился "свободный от дойчей этнический район наподобие недоброй памяти юдского гетто" - и начал взывать к памяти Хитлера. Прочие тоже не отставали, особенно старался Ламберт-младший, зубами прогрызающий себе путь в большую политику.

Кончилось всё тем, что район был отдан райхсюгендовцам "для наведения порядка". Порядок и в самом деле был наведён - может быть, излишне решительно, но... Фишер попытался вызывать в себе хоть какое-то сочувствие к восточникам, но у него это не получилось. Он недолюбливал этих людей - шумных, грязных, не понимающие ни настоящего дойчского порядка, ни настоящей западной элегантности. Хотя их бабёнки кое на что годятся. По крайней мере, они нетребовательны...

Задребезжал целленхёрер.

- Это я, - задушенно пискнуло в трубке. - Ты на месте? На какой стороне улицы?

- На нечетной, - сердито буркнул Йошка. - Два раза ведь объяснил. И жду тебя, между прочим, уже почти двадцать минут.