Юбер аллес (бета-версия)

Слесарь вскрыл дверь за считанные секунды, и управдом, заранее вооружившийся большим фонарем, первым шагнул в непроглядный мрак. Власов осторожно двинулся следом. Пахло затхлостью и застарелой грязью, но не разложением. Едва ли в квартире мог находиться труп - уж во всяком случае, не двухмесячный точно, и даже не недельный, если вспомнить время отъезда Грязнова в Бург.

Луч фонаря обежал косяки, задержавшись на выключателе. Власов, загодя натянувший перчатки, зажег свет в крохотной прихожей без зеркала, а затем - в комнате, куда вела распахнутая дверь.

Комнанетка размерами больше напоминала купе поезда, чем постоянное человеческое жилище. Вдоль левой стены - продавленная коричневая софа, вдоль правой - лишенный скатерти стол, на котором громоздились рехнер с неожиданно большим монитором, друкер, два внушительных динамика стереосистемы (еще два висели на стене над софой), и валялсь в беспорядке еще какие-то рехнеркомплектующие, а также диски, распечатки и даже давно засохший недоеденный бутерброд, рядом с которым стояла захватанная щербатая кружка. Посередине между софой и столом, почти касаясь их обоих, точно под люстрой, в которой из трех лампочек зажглась лишь одна, стояло вращающееся бюрокресло на колесиках. Между торцом софы и задернутым плотной черной шторой окном громоздилась бесформенная груда, состоявшая из пустых пластиковых бутылок из-под пива и газировки, рваных коробок из-под пиццы, мятых рубашек, футболок и носков, затрепанных журналов и бог весть чего еще. На всем в комнате лежал слой пыли, которая вполне могла скопиться за несколько месяцев; впрочем, пол здесь, по всей видимости, не мыли еще дольше.

- Здесь всегда был такой гадючник? - брезгливо осведомился Фридрих у Марты.

- В прошлый раз было не слишком опрятно, но уж не так, - ответила девушка. - Это уж он совсем опустился, - "и туда ему и дорога", угадывалось по ее тону.

На кухне (возникшей, как и комната, благодаря перегородке, разделившей некогда единое помещение) царили не меньшие разор и запустение. Нагромождение грязных тарелок в раковине (в верхней паслись тараканы, брызнувшие в разные стороны при приближении людей), обугленная до черноты сковородка, кастрюля на столе, в которой, подобно обомшелому валуну, покоилась густо заросшая плесенью горбушка, холодильник, единственным содержимым коего оказались початая банка тушенки с торчащей из нее вилкой и бутылка пива... Фридрих не преминул проверить на пивной этикетке дату изготовления: начало декабря.

- Ну, и где ваш покойник? - язвительно осведомился управдом.

- Я бы и сам хотел это знать, - невозмутимо ответил Фридрих, доставая кошелек. - Что ж, как я и обещал...

- Во всяком случае, здесь его нет, - констатировал управдом, запихивая деньги в карман; если он и собирался делиться со слесарем, то позже. - А посему прошу господ понятых поставить свои подписи под актом и освободить помещение.

- Составление акта требует тщательного осмотра, - возразил Власов, возвращаясь в комнату. Искушение включить рехнер и порыться в кокоревских платтендатах было велико, но не будет ли управдом протестовать? Да черт с ним, пусть протестует! Однако Кокорев оказался не так прост: сразу же после включения высветилось окошко диагностики, известившее об отстутствии в рехнере какого-либо плата - и о невозможности загрузки, соответственно. Фридрих выключил машину и под недовольное бурчание управдома шагнул к груде хлама в углу. Из всего сваленного здесь его больше всего интересовали коробки от пиццы.

Власов уже составил вполне четкое представление об обитателе этой квартиры. То, что он здесь увидел, нельзя было объяснить никакой непритязательностью рехнерэнтузиаста. Кокорев жил не просто грязно - он жил весьма бедно. Если, конечно, не считать современного рехнера и его периферии - те стоили немало, но это, в конце концов, были разовые траты. На что же уходили остальные доходы высококлассного программиста - доходы, некогда позволившие ему в короткий срок накопить деньги на квартиру, а ведь с тех пор он должен был еще повысить свой профессиональный уровень? Ответ напрашивался, особенно в сочетании с показаниями Купцовой: на наркотики.

Ясно было и то, что Кокорев покинул свое обиталище добровольно. В отношении кого другого все эти недоеденные бутерброды и немытые тарелки свидетельствовали бы, что человек отлучился ненадолго, но что-то помешало ему вернуться; однако для такого, как Кокорев, было вполне в порядке вещей переселиться куда-то на долгое время, бросив здесь все в таком виде. Все, кроме рехнера, из какового Макс вытащил плат - что он едва ли стал бы делать, отправляясь в булочную за хлебом. Вероятно, он ударился в бега, как Фридрих и предполагал с самого начала. Хотя вернуться все же надеялся, раз оставил здесь все эти вещи...