Юбилей общества русских драматических писателей

Из учреждений, близких к театру, вспомнило только одно «Русское Театральное Общество»[17], из артистов одна Г.Н. Федотова, из драматургов М.И. Чайковский[18] и нездоровый г. Мансфельд[19], из всего Петербурга только один Кузьмин-Перваго

[20], да и то не в стихах.

А дальше уж пошли такие, «имена коих, Господи, только Ты веси[21]».

Из Одессы поздравлял, за подписью бывшего уездного земского начальника, какой-то еще только «нарождающийся любительский кружок».

Еще не родился, а уж старших поздравляет. Такой почтительный!

Затем шла телеграмма из какого-то города не то Тобольской, не то Томской губернии.

Агент общества по сбору гонорара уведомляет срочной телеграммой, что он, вероятно, куда-то собирается идти войной, – поднял стяги драматической литературы (даже не стяг, а стяги), высоко поднял бокал и кричит «ура».

Но, надо думать, прокричав «ура», выпил бокал, стяги сложил в чулан, одумался и никуда не пошел. Куда в глухом уездном сибирском городке пойдешь!

Затем шло поздравление от некоего г. Мандрыкина (ну, что ж! «гряди, Мандрыче!»[22] – как говорится у Щедрина) – и… все.

Тосты за заправил принимались уныло. И только два вызвали шумные аплодисменты: за артистов Малого театра, да за г. Боборыкина. За Петра Дмитриевича пили даже два раза: немного их таких-то осталось, которые «от себя» пишут…

И выходили мы из «Русской палаты» «Славянского Базара» унылые.

– У вас, господин, были калошки? – пытливо спрашивал швейцар.

– Ишь, бестия, как смотрит! Словно боится, чтоб и тут сюжет не позаимствовал! – проворчал один драматург.

– Дам ему немецкий двугривенный.

– Почему немецкий?

– Да мою-то пьесу ведь какой-то немец раньше написал!

– Ах, он шельма!