На верхний этаж нам не сразу удалось попасть. На лестничной площадке засел пулеметчик и, как ошалелый, строчил вдоль марша лестницы. Не выпуская знамени, Джуро Филиппович отнес вниз троих раненых; два бойца были убиты.
Ко мне, пригибаясь, держа наготове раздобытую уже где-то винтовку, подкрался Васко Христич:
— Я с тобой буду, можно? Разрешаешь? С тобой не страшно.
— Что же делать? — вслух раздумывал наш взводный Байо, прижавшись к перилам и посматривая наверх.
Новая пулеметная очередь заглушила его голос. Клубы едкой известковой пыли наполнили лестничную клетку. С шумом сыпалась штукатурка. Пулеметчик все строчил.
— Как же его взять?! — недоумевали бойцы.
— Со двора через окно! — подсказал кто-то.
Это была верная мысль.
— А влезть как?
— По дереву! — сообразил Байо. — Там, на дворе, деревья у самой стены.
Один из бойцов сбежал вниз. Сучья старых кленов достигали крыши. Взобравшись на дерево, росшее почти напротив окон лестничной клетки, боец выждал, когда вспышки стреляющего пулемета осветили гитлеровца, лежавшего на площадке, и выстрелил два раза. Пулемет замолчал.
Бойцы с ножами в руках кинулись с лестницы в коридор. Немцы шарахнулись обратно в комнаты, из которых их выгнали взрывы гранат, летевших с улицы. Завязались последние рукопашные схватки.
— Хенде хох! — послышался торжествующий голос Кичи Янкова.
Джуро Филиппович, громыхая сапогами, помчался по винтовой лестнице в башню, мы с Васко за ним.
Флаг с черной свастикой и золотым дубовым листом Джуро разодрал, растоптал ногами и водрузил на его место наше скромное знамя, ярко заалевшее в свете зари.
— Победа! Победа! — загремел над площадью голос Филипповича.
Бойцы, еще стрелявшие внизу, поднимали головы и кричали «ура».
На какой-то миг мне представилось, будто бы я снова в своем взводе, среди товарищей, что я вместе с ними уже пришел сюда, почти к самому Адриатическому морю, к последнему, быть может, рубежу на пути к миру.
Непередаваемое ощущение победы!
Васко, радостно махавший шапкой, вдруг дернул меня за рукав и вскрикнул испуганно:
— Гляди!
Из-за ограды костела выезжал бронетранспортер, желтый, видимо, бывший роммелевский, из Африки. За ним вплотную шли немецкие солдаты, стреляя по сторонам из автоматов.
Площадь начала пустеть. Партизаны пятились, ища укрытия во дворах и переулках.
И только братья Станковы остались в конце улицы с минометом. Вучетин, выглянув из подъезда дома, скомандовал им:
— Пуцай!
Радислав опустил в ствол мину и пригнулся. Раздался звонкий выхлоп. Мина с шипением вырвалась и понеслась, за ней другая. Бледно-желтые взметы огней прыснули далеко позади группы немцев. Томислав быстро сделал поправку на прицеле, круче подняв ствол.
А Коце Петковский, примостившись за тумбой, стрелял из своего ПТР по машине.
И Васко, ободрившись, прильнул к винтовке; зажмурив глаза, нажал на спуск. Отдачей его слегка откинуло. Он растерялся, умоляюще взглянул на меня. Это был его первый выстрел. Я крикнул ему:
— Молодец! Убил фашиста. Видишь, вон лежит! Стреляй еще скорей, а то убегут!
Он снова припал к винтовке.
Ряды вражеских автоматчиков редели. По ним били из окон, из-за углов и подъездов домов.
Вдруг бронетранспортер вздрогнул и, резко крутнувшись, пошел вкось, уткнулся в каменный забор. Я увидел, как дверь кабинки распахнулась, из нее вывалился мертвый водитель, затем выскочил какой-то коротышка-солдат в смятой шинели и больших, грузных сапогах, с толстым портфелем подмышкой, и стал карабкаться через забор. Я выстрелил в него, но промахнулся. Немец скрылся в саду.
Автоматчики, лишившись броневого движущегося прикрытия, кое-как отстреливаясь, гурьбой бросились в ближайшую улицу, где партизан не было. Улица выходила к глубокому оврагу, поросшему кустарником…
— А догонять не будем? — спросил Васко, высовываясь в амбразуру башни почти по пояс. — Смотри, куда бегут. В овраг!
— Далеко не убегут!
Я знал, что по обеим сторонам оврага сидела в засаде рота под командованием Радовича».
18
«…Из окон больших домов свисали белые простыни. По улицам, гремя постромками, бродили мохнатые толстоногие лошади. Интенданты расхватывали их, впрягали в фуры, что-то на них уже грузили. Возле легких горных орудий с нарисованными на щитах дубовыми листьями разгорался опор.
— Наши пушки! — кричали бойцы из роты Янкова.
Но черногорцы, усевшись на стволах и лафетах, оспаривали трофеи.
— Пополам, — рассудил Петковский. — Братья все делят пополам. — Он крутил рукоятки поворотного и подъемного механизмов, открывал и закрывал затвор, тянул за стопор курка. Артиллерия была его страстью, как и все, что имело отношение к технике.
— А стрелять научишься? — спросил подошедший Вучетин.
— Учусь… Зарядить? Снарядов вон сколько! Готово! Беглым огнем!
— Отставить! — улыбнулся Вучетин. — Будешь командовать батареей, еще настреляешься.
Командир деловито оглядел орудия:
— Три Радовичу, три нам. Никто не в обиде. Теперь мы настоящая регулярная часть. Не только по названию, но и по вооружению.
— Вот что значит драться вместе! — шумели черногорцы.
— Правильно! Не растопыренными пальцами, а кулаком! По-советски!.. Слышите?