Югославская трагедия

Так возник прославившийся впоследствии первый батальон партизанской бригады имени Джузеппе Гарибальди. Собрались в отряд и сербы из окрестных сел. Во главе с Мусичем они двинулись в направлении Бора. У Алексы были свои давние счеты с Бором, которые он немедленно хотел свести. Лаушека он убедил остаться у него начальником штаба, а с Колачионе быстро договорился о плане совместных действий. У маленького объединенного войска, пока еще никому не подчиненного, сразу же определилась ближайшая цель — взорвать мосты на линии узкоколейки Жагубица — Пожаревац, не дать немцам вывозить по ней к Дунаю медь из Бора.

Маршируя в зеленых балахонах-шинелях, итальянцы запели на знакомый уже мне мотив:

Онньи дирито, костро риспектар фарем,Сиамо, пролетари…[24]

А на эту песню волной набегала другая, сербская:

С Дона, с Волге и с УралаВысоко е затрепталаНа на наше капе палаЗвиезда црвена![25]

За колонной шел обоз. Крестьяне нагрузили на фуры боеприпасы, добытые из лагерных цейхгаузов, и продукты с молочного завода, предназначавшиеся для немецкого гарнизона в Боре. Последней ехала фура, запряженная парой быков. На ней поверх мешков с кукурузой, молодцевато выпрямившись, сидел дед Живко — он бросил свою полуразвалившуюся хату на краю поселка, в которой жил бобылем, и пошел с партизанами.

Мы смотрели вслед, пока фура не скрылась за поворотом долины…

И лишь Неделько, радостно взволнованный всем происшедшим, завидуя Алексе и его предстоящим делам, один возвращался в корпус Поповича. С какой радостью он пошел бы с Алексой!

Мы с Милетичем, Джуро и Бранко уезжали на трофейных лошадях в Боснию. С нами ушли бы и наши друзья, и все итальянцы, но идти с таким большим отрядом почти через всю Сербию было немыслимо. Я же твердо решил не разлучаться с Милетичем.

Коротко было мое знакомство с Иованом, но я уже успел полюбить его за ум, искренность, прямоту и смелость. Его дружба была мне необходимой опорой в этой незнакомой стране. Он мог мне многое объяснить, помочь разобраться в том, чего я не знал и не понимал. Он был моим ровесником, и, кроме того, мы побратались.

Нам предстоял нелегкий путь на запад. От Боговины до Ливно, где стояла Пролетарская бригада, по прямой не меньше четырехсот километров. Но мы не могли идти прямо, нам нужно было спуститься несколько на юг, чтобы, минуя занятые врагом города, пробираться малонаселенными местами, по лесам, по высям гор, засыпанным снегом, избегая встреч с бандами четников. Я не переставал изумляться, почему части корпуса так разбросаны. Иован пожимал плечами: «Высшие соображения!» Но тут же и объяснял: «Все это чисто случайно. Трудно объединиться».

Перейдя речку Радованска, мы увидели на горе что-то похожее на крепость. Иован сориентировался по карте: монастырь Кршпичевац. Решили разведать, нельзя ли там немного отдохнуть перед дальней дорогой, уточнить маршрут в Боснию. В монастыре, разгромленном и разграбленное немцами, ютился, как оказалось, один лишь иеромонах Ионикий, высохший старичок с длинной белой бородой, в очках на шнурке, в серой поношенной рясе. Он радушно встретил нас, угостил в трапезной орехами, вареной тыквой. Потом проводил до лесистых гор Озерн.

— Господь вас благословит, — сказал он на прощанье. — Буду ждать, пока Сербия не станет свободной. Благодарение России: она защитит нас от ярма германского, от всех супостатов.

И долго махал нам вслед своей шляпой. Не ожидал я, что первый увиденный мною в жизни монах окажется таким!

Спустились на западные склоны Озерн. Впереди расстилалась широкая, открытая долина Южной Моравы. Вдоль реки тянулись железная дорога и шоссе Белград — Ниш.

— Вот задача! — сказал Милетич. — По этой долине опасно и пешком пробраться — заметят. А как же с лошадьми? Их нельзя бросать. Эй, момче! — окликнул он мальчика лет десяти, шедшего стороной с вязанкой хвороста за плечами. — Ты откуда?

— А вы откуда? — Мальчик смотрел на нас с подозрением.

Иован, отвернув край пилотки, показал ему красную звездочку.

— Я тоже партизан, — обрадовался паренек и в доказательство вытащил из-за пояса плоский немецкий штык.

— А как тебя звать?

— Тимич.

— Проведешь нас через долину?

— Конечно. Чего спрашиваешь? — На бледном лице Тимича решимостью заблестели большие светло-карие глаза.

Он встряхнул черным чубчиком, бросил вязанку в снег и потуже затянул ремешком свою старую в пестрых заплатах курточку. Он из Алексинаца, сын железнодорожного рабочего — не подведет. От Алексинаца до станции Сталач ходит немецкий бронепоезд. Мосты охраняются парными патрулями. Всюду шныряют полицейские. Убивают всех, кто появится возле охраняемых объектов. Лучше всего он, Тимич, проведет нас ночью по узкоколейке, что проложена от главной железной дороги к каменоломням у Бели-Камен. Узкоколейка работает только днем. Но если на мосту через Мораву есть часовые, то тут уж он не знает, что делать.

— Мы это берем на себя, — сказал Милетич.