Юлий Цезарь

Но всего более мучений эти ужасные дни должны были принести находившемуся в маленькой Равенне Цезарю. Несмотря на скептицизм, приобретенный в борьбе, в атмосфере подкупов и лжи, он не мог не чувствовать ужасного раздражения против людей, мира и судьбы. Что будет с ним в будущем? До сих пор он не имел особенной удачи. Все, что так хорошо удавалось Помпею, не обращалось ли во зло для него самого? Они оба, чтобы приобрести славу, могущество и богатство, заискивали перед толпой, подыгрывали демократическим страстям, подкупали народ, противились сенату, старались разрушить старые учреждения. Но Помпей был три раза консулом, праздновал много триумфов, приобрел огромное имение и наслаждался им в Риме на глазах у народа и знати; ему удивлялись как первому полководцу своего времени, и он сделался представителем высших классов, не лишаясь уважения толпы. Вся его жизнь была цепью успехов. А ему, Цезарю, напротив, что принесли такие долгие труды? Он должен был медленно шаг за шагом подниматься по лестнице магистратур; он мог достигнуть их, только вмешиваясь в свалку, интригуя, борясь и создавая себе врагов. Когда в сорокалетнем возрасте он получил наконец провинцию, чтобы приобрести там славу и богатство, судьба опять обманула его. Ему досталась страна очень бедная, по сравнению с Востоком, и завоевание было очень трудным; там ему пришлось в течение девяти лет подавлять восстания. А в конечном счете что принесло ему все это? Славу? Нет. Он был человеком самым презираемым и ненавидимым высшими классами, и всякий италиец, читавший Ксенофонта, считал себя вправе давать ему советы, как успешно окончить галльскую войну. Богатство? Нет. Он вышел из этой гигантской борьбы почти столь же бедным, каким начинал ее, употребив на подкуп политического мира почти все, что принес ему грабеж Галлии, и даже не получил благодарности, которую заслужил такой большой щедростью. Вся Италия упрекала его за эти грабежи, из которых она извлекла столько выгоды, и за эту политику, всеми плодами которой она пользовалась. И если Цезарь обращал свои взоры на прошлое, чтобы отыскать причину столь различной участи, он не мог не заметить, что Помпею благоприятствовало его участие в проскрипциях Суллы. Это отдаленное начало оказало такое большое влияние на их судьбы, что они еще теперь чувствовали его действие. Помпей во время этого ужасного кризиса приобрел большое влияние в высших классах, оказавшееся ему полезным, чтобы сделаться популярным при переходе на сторону демократов, не слишком компрометируя себя; потом, поскольку его популярность утвердилась, он получил все, чего хотел: почести, провинции, командования, триумфы, но взамен этого дал народной партии очень мало. Таким образом, все, наконец, признали его человеком, необходимым во всех отношениях. Цезарь, напротив, навлек на себя ненависть котерии, управлявшей во время реакции. И из этой ненависти проистекали все несчастья его жизни: трудное начало, огромные долги, сделанные с целью добиться известности; его первая борьба с консерваторами; необходимые революционные изменения в консульстве; крайне империалистическая политика, которой он следовал, стараясь поддержать демократическую революцию; и этот союз с демагогией, от которого он никогда не мог избавиться и который угрожал теперь привести его к гибели.

Все эти несчастья были роковым последствием его родства с победителем кимвров и первых, истинно благородных поступков, им совершенных: сохраненной посреди террора верности дочери и памяти Цинны; благородной позиции, занятой им по отношению к Сулле; его отвращения к братоубийственной борьбе. Если бы он пожелал тогда изменить побежденным, то он сделал бы гораздо скорее свою карьеру и стал бы столь же счастливым и могущественным, как Помпей. Несчастья Цезаря были по большей части выражением глубокой несправедливости — несправедливости вещей, людей и событий. То обстоятельство, что эта несправедливость в таком ужасном кризисе не довела его до отчаяния и не толкнула его к ненависти, жестокости и насилию, является одновременно доказательством могущества его духа и одной из его величайших и славных заслуг. Междоусобная война вплоть до Фарсалы была, может быть, самой лучшей частью его жизни, потому что он проявил в ней умеренность, ум и предусмотрительность, искупавшие безрассудства и жестокость галльской войны. Даже в тот момент, когда Курион, не переводя дух, скакал по Фламиниевой дороге, Цезарь, все еще веря в мир, надеялся, что его письмо, составленное в энергичных, но умеренных выражениях, придет вовремя и приведет к раскаянию непримиримые умы. Все, казалось, зависит от быстроты Куриона и действия письма. И Куриону удалось выполнить свою задачу.

Письмо Цезаря к сенату