Юлий Цезарь

Верцингеториг сперва пытался мешать римским работам, делая кавалерийские атаки, но скоро заметил, что смог только замедлить эти работы, но не воспрепятствовать их выполнению. Что же ему оставалось делать? Предпринять вылазку и рискнуть всем в битве было очень опасно, но позволить себя запереть было бы прямым самоубийством. Военный совет после жарких прений решил: раньше чем будут окончены римские осадные сооружения, выслать конницу с поручением отправиться за помощью к различным кельтским народам и провести в Галлии массовый набор. Двести пятьдесят тысяч должны были соединиться и броситься на римские траншеи. Действительно, однажды ночью, обманув бдительность римских часовых, вся галльская кавалерия вышла без шума, прошла через еще неоконченные траншеи и, разбившись на многочисленные отряды, исчезла в разных сторонах горизонта. Первая часть плана удалась. Что-то теперь произойдет в Галлии? Отзовется ли вся страна на призыв осажденных в Алезии последних защитников ее свободы? По всем дорогам, через громадные друидические леса и пустынные болота, от деревни к деревне запылают ли огни, возвещающие об опасности и умоляющие о помощи? Достигнут ли вестники восстания самых дальних горных деревушек, чтобы дать знать, что галльская родина требует последнего кровавого жертвоприношения? И придет ли эта страшная волна вооруженных людей, чтобы разбиться о скалу Алезии?

Двойная осада Алезии

Цезарь не мог ответить на эти тревожные вопросы. Но жребий был уже брошен: уже нельзя было отступить. Он не мог, как сделал это Лукулл под стенами Тигранокерты, оставить часть своих тридцати тысяч солдат продолжать осаду, а с остальными идти против вспомогательной армии, ибо его войско было слишком мало и при разделении каждая часть легко могла быть уничтожена. Он не мог также допустить, чтобы многочисленная армия захватила его под стенами Алезии. Снова он оказался в весьма критическом положении. Этот человек, чей дух уже семь месяцеь кипел, подобно источнику, пролагающему себе путь через теснину, создал и немедленно с неслыханной скоростью претворил в жизнь один из самых необычайных и грандиозных планов античной войны: он заключил свою армию в большую импровизированную крепость. Он возвел со стороны равнины вторую линию укреплений с башнями и бастионами, оставив между этой траншеей и той, которая уже была проведена со стороны города, большое пространство. Между этими двумя траншеями его армия была как бы в длинной крепости. Перебегая от одной траншеи к другой и двигаясь в узком межтраншейном пространстве, она могла сопротивляться двойным приступам, если бы их совершали и осажденные в Алезии, и те двести пятьдесят тысяч человек, которые должны были прийти из Галлии. Но успеют ли солдаты завершить гигантскую работу, для чего, по вычислениям, нужно было снять два миллиона кубических метров земли? [343]

Не рискует ли Цезарь в свою очередь быть осажденным вспомогательной армией, подобно Митридату под стенами Кизика, и принужденным умереть с голоду? Положение было ужасно. Хотя враги были еще далеко и ремы и лингоны оставались союзниками, [344]

снабжение армии продовольствием было уже затруднено. Что произойдет, когда огромная масса вооруженных людей займет всю страну и все дороги? Как бы то ни было, с утра до вечера Цезарь с помощью Мамурры, Антония, Лабиена, Децима Брута, Гая Требония, Гая Каниния Ребила и Гая Антистия Регина руководил гигантской работой и сообщал свой пыл всей армии. Он изучал сочинения по осаде городов, совещался с Мамуррой и восточными рабами, наиболее опытными в военном деле, заставлял их делать чертежи, раздавал их центурионам, которые должны были воплощать их, посылал повсюду раздобывать дерево и железо, в то время как девять тысяч солдат работали без отдыха, насыпали землю, рыли далеко на равнине ямы, клали туда рваные куски железа и острые камни, которые прикрывали фашинником и травой, чтобы сравнять с землей эти ужасные ловушки.

Голод среди жителей Алезии