Для Суллы армия была чисто военной, т. е. «грубой», силой, которую хоть и можно было использовать для определенного давления в ходе политической борьбы, но которая не была еще достаточно консолидированной организацией, имевшей самостоятельное значение или хотя бы занимавшей самостоятельные позиции в этой борьбе. Вполне вероятно, что римская армия в 80–х годах действительно еще и не могла претендовать на такую роль, не «дозрела» до нее, а Сулла не пытался «воспитывать» воинов в подобном духе. Недаром он, когда чисто военная надобность миновала, поспешил армию распустить и в своих поисках более или менее долговременной опоры пошел по пути организации поселений ветеранов в Италии и дарования гражданских прав рабам проскрибированных в самом Риме («Корнелии»).
Принципиально иное отношение к армии и иное понимание ее роли в политической борьбе мы можем проследить у Цезаря. В отличие от Суллы он видел в армии уже не просто вооруженную силу. Цезарь пришел к руководству армией после того, как им был накоплен определенный опыт политической деятельности, более того, именно вследствие и в результате данного опыта. Разочаровавшись в римской «демократии», не считая эти силы надежной опорой, Цезарь фактически (быть может, и осознанно!) подставил на их место новую политическую организацию — римскую армию. Поэтому его руководство армией действительно носило характер политического руководства. Воспитание в солдатах этой армии новых основ дисциплины, преданности, инициативы, новых понятий о профессиональной чести и других специфических качеств, о чем уже довольно подробно говорилось, все это было отнюдь не самоцелью, но имело вполне определенную направленность, ибо армия, с точки зрения Цезаря, должна была теперь служить не только военной, но и политической опорой. Это и понятно: в условиях римской действительности, т. е. при отсутствии политических партий, при деморализации городского плебса и растущей политической индифферентности сельского населения, лишь армия, будучи наиболее консолидированной организацией, могла взять на себя эту ответственную роль.
Подобное понимание роли и значения армии было, очевидно, не чуждо Цезарю уже в конце его консулата и могло, конечно, только окрепнуть в годы гражданской войны. Правда, по окончании войны Цезарю полагалось, как и всем его предшественникам, распустить армию, однако это было им выполнено, видимо, лишь частично, не до конца. Как знать, не потому ли и возник столь быстро проект грандиозного по своим масштабам парфянского похода, дабы не совершать роковой ошибки, не лишать себя наиболее действенной опоры, не оказаться в состоянии «блестящей изоляции». Конечно, представление об армии как об орудии, пригодном главным образом для повседневного и мелочного вмешательства в политическую жизнь и борьбу, было бы совершенно неправильным и даже вульгаризированным (во всяком случае для данного периода), тем более что в подобном вмешательстве пока не было никакой нужды. Опора на армию, титул императора как praenomen создавали в первую очередь некий моральный авторитет, и только в самом глубоком его подтексте лежало представление о грубой материальной силе, о принуждении.
Перейдем к другому аспекту вопроса о социальной опоре Цезаря — к его колонизационной и гражданско–правовой политике. В ходе гражданской войны Цезарь, как мы знаем, не раз имел возможность убедиться на практике, как важно иметь в провинциях опорные пункты не только военного, но и политического значения. От подобного убеждения по существу всего лишь один шаг до соответствующего вывода о даровании гражданских прав (группам лиц или целым общинам) и основании колоний в провинциях как средстве укрепления собственного политического положения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с именем Цезаря впервые связывается основание колоний в массовом масштабе в таких провинциях, как Галлия, Испания, Африка, Иллирик, Эпир, Ахайя, Азия, Вифиния–Понт. Светоний сообщает, что по колониям вне Италии было распределено до 80 тысяч граждан. Колонии–выводились без специальных обращений к народному собранию, при помощи легатов. Это еще раз подчеркивает то обстоятельство, что ныне ветеран–колонист своим обеспечением был обязан не государству, но персонально (и полностью!) своему вождю, императору. Конечно, в колонии, основанные Цезарем, выводились не всегда ветераны, но в интересующем нас плане это обстоятельство ничего не меняет. Это были, как правило, колонии двух типов: колонии солдат (удовлетворение претензий на получение земельных участков) и колонии «пролетариев» (попытка улучшения условий жизни низших слоев населения Рима). В обоих случаях выведение колоний содействовало как укреплению римского влияния, романизации населения провинций, так и росту политического авторитета их основателя, их покровителя.