Юлий Цезарь

Вместе с тем Цицерон до самого последнего момента все же рассчитывал на какую–то возможность переговоров и даже примирения соперников. И только когда Помпей окончательно предал «наше дело» и отправился в Диррахий, он понял полную бесперспективность своего посредничества. Но теперь ему надо было решать вопрос о себе, о своей позиции, о том, к кому он примкнет, тем более что Цезарь в данный момент считал совсем не лишним заручиться его содействием.

После Брундизия Цезарь направился в Рим. Здесь его ожидали с трепетом. Это относится в первую очередь к сенату, вернее, к тем представителям сенатского «болота», которые и не хотели уезжать, и боялись оставаться. По дороге в Рим Цезарь сначала в письме, а затем при личной встрече убеждал Цицерона вернуться и принять участие в заседании сената, назначенном на 1 апреля. Цицерон отклонил это предложение, чем, конечно, вызвал недовольство своего могущественного собеседника.

Намеченное заседание все же состоялось, и Цезарь выступил на нем с речью. В этой речи он пытался доказать сенаторам, что все предпринятые им действия были вызваны несправедливостью и обидами со стороны его врагов. Он предложил сенату сотрудничать с ним в деле управления государством, дав понять, однако, что в случае отказа или нежелания обойдется и без такого сотрудничества. В заключение Цезарь снова говорил о том, что следует направить посольство к Помпею и вступить с ним в переговоры.

Предложение о посольстве было принято, но осталось невыполненным: не нашлось желающих отправиться к Помпею в качестве послов, сенаторы помнили его угрожающее заявление по адресу тех, кто не покинет Рима, а кроме того, и не доверяли искренности намерений Цезаря. В это же время произошел знаменитый инцидент с государственной казной. Цезарю были нужны деньги для дальнейшего ведения войны, и потому он, естественно, решил не отказываться от того, что столь неожиданно оказалось предоставленным в его распоряжение самими же его врагами. Но здесь он натолкнулся на сопротивление народного трибуна Цецилия Метелла. Тем не менее Цезарь приказал взломать двери казнохранилища, а Метеллу даже пригрозил смертью, добавив, что ему гораздо труднее это сказать, чем сделать.

Но то был единственный случай, когда Цезарь прибегнул к насилию. Верный своей политике милосердия, он твердо держался избранного им пути. Не только ничего не напоминало об угрозе проскрипций, наоборот, за это время (или вскоре после отъезда Цезаря) Марк Антоний провел через комиции закон о восстановлении в правах детей тех, кто при Сулле попал в списки проскрибированных. Что касается населения Рима в широком смысле слова, то, видимо, после появления Цезаря были организованы хлебные раздачи и каждому жителю города выдан (или по крайней мере твердо обещан) денежный подарок.

Пробыв на сей раз в Риме всего шесть–семь дней, Цезарь сам не проводил каких–либо законодательных мероприятий, тем более что он, как проконсул, даже не имел на это права. Скорее всего он был занят гораздо более неотложной задачей — укреплением тылов. Он разослал по важнейшим и ближайшим провинциям — Сицилии, Сардинии, Галлии — своих уполномоченных, которые должны были сменить наместников, направленных туда сенатом, например Катона в Сицилии или Домиция в Галлии. Собираясь оставить Рим, Цезарь поручил руководство городскими делами претору М. Эмилию Лепиду, а управление Италией и командование находившимися здесь войсками трибуну Марку Антонию как своему легату. Все это было лишь подготовкой к решающему шагу по обеспечению тыла — к походу в провинцию самого Помпея, т. е. в Испанию.

Выступив из Рима в первых числах апреля, Цезарь еще по дороге узнал о том, что Домиций Агенобарб, взятый им в плен в Корфинии, а затем милостиво отпущенный, направлен Помпеем для занятия города Массилии. И действительно. Цезарь со своим войском и Домиций в сопровождении большой свиты из клиентов и рабов подошли к Массилии почти одновременно. Сначала члены местного сената, так называемые пятнадцать первых, заявили Цезарю о своем намерении сохранять нейтралитет, но затем очень быстро выяснилось, что они не только весьма охотно приняли Домиция, но и назначили его комендантом города. Возмущенный таким вероломством, Цезарь решил обложить город с суши и моря, построив даже для этой цели специальную флотилию. Сам он двинулся дальше, а руководство всеми осадными операциями передал Дециму Юнию Бруту и Гаю Требонию.

В «Записках о гражданской войне» детально излагается ход испанской кампании, причем с явным упором на чисто военную сторону дела, с описанием отдельных сражений и даже незначительных стычек. Но так как испанская кампания, если брать гражданскую войну в целом, имеет отнюдь не первостепенное значение, то едва ли есть смысл останавливаться на ней слишком подробно.