Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги

Трудно описать, что представляет собой перевозка заключенных «по этапу». «Этапы» – это смена конвоя на промежуточных станциях. Так, между Москвой и Иркутском, местом моего назначения, были пять этапов (Екатеринбург, Тюмень, Омск, Новосибирск и Красноярск), где каждый раз всех заключенных направляли в местную городскую тюрьму в ожидании конвоя, который должен был сопровождать нас к следующему «этапу». Это ожидание длилось в среднем от десяти до пятнадцати дней, во время которых заключенные запирались в каком-нибудь подвале за неимением другого места, так как все тюрьмы были переполнены. На питание заключенных власти выделяли одиннадцать копеек в день на человека, но даже эта смехотворно ничтожная сумма никогда не доходила по назначению: «этапные» заключенные просто доедали остатки пищи других заключенных… если таковые оставались.

Хуже голода были грязь, паразиты, покрывавшие нас, противоестественная мешанина человеческого сброда, так как нас никогда не отделяли от уголовников: с женщинами, подобными тем, о которых я говорила выше, иногда их было по сорок – пятьдесят человек, мы должны были ютиться в помещении в двадцать – тридцать квадратных метров[23], в котором были только нары, т. е. дощатый настил для спанья приблизительно в метре от пола, вдоль всех стен комнат. Лежали все вперемежку на этой своего рода этажерке; по закону каждый обитатель комнаты должен иметь в своем распоряжении три доски на нарах, но на самом деле число заключенных в десять раз превышало положенное и на всех не хватало ни места, ни воздуха. Лежали на боку, прижавшись друг к другу так, как физически только это было возможно; а когда больше не оставалось ни свободного дюйма, непоместившиеся заключенные должны были стоять или ложиться на землю под нары. Так было всегда для вновь прибывших: надо было ждать своей очереди на нары, а потом ты оказывался столь сильно сжатым между двумя другими женщинами, изъеденными вшами и, как правило, больными самыми отвратительными болезнями, что у тебя перехватывало дыхание.

***

Стоит сказать несколько слов и о вагонах, в которых перевозили заключенных с одного этапа на другой. Эти вагоны, названные в насмешку «столыпинскими вагонами», по имени великого министра Николая II, убитого революционерами, представляют собой вагоны третьего класса, боковая перегородка которых, отделяющая купе от коридора, заменена длинной решеткой, таким образом, каждое купе является чем-то вроде клетки. Часовые находятся в коридоре и наблюдают за всем, что происходит в купе, или, скорее, в клетках. В каждой клетке деревянные скамейки соединены таким образом, что образуют нары, над ними расположен второй и третий ряд полок-нар. Таким образом, каждая клетка разделена по высоте на три отделения, находиться в которых можно только лежа или же сидя с вытянутыми ногами и согнутым туловищем, выпрямиться же просто невозможно, так как следующий этаж нар представляет собой низкий потолок для нижнего этажа. На каждой из трех секций размещаются шесть заключенных, которые могут только сидеть, плотно прижавшись друг к другу; следовательно, в каждой клетке находятся восемнадцать человек, а каждая секция с шестью человеками отделена от другой лишь полуметровым свободным пространством. Стоит ли говорить, что дышать в таком купе очень скоро становится невозможно; люди задыхаются, не в состоянии ни двинуться, ни вытянуть затекшие конечности. В таком положении надо было выдержать весь путь, который иногда длился несколько дней, так как расстояние между этапами было никак не меньше двух или трех дней, а порой и пяти–шести.

Наконец прибывали на следующий «этап». Заключенных из вагона выводили в полумертвом состоянии, заставляли становиться в колонну по четыре в ряд с вещами, если они у них были, и вели в городскую тюрьму.

Иногда этот переход бывал ужасен, так как заключенные приезжали совершенно истощенными. Так, например, в Омске тюрьма была в одиннадцати километрах от вокзала. Жара в этот день стояла ужасная: была середина июля, а солнце в этих степях Центральной Азии совершенно безжалостно; надо было пройти через весь город, а потом еще пять–шесть километров по степи. У нас были две телеги, на которые положили часть багажа и пять или шесть больных[24]

, слишком ослабевших, чтобы идти пешком; остальная колонна (более четырехсот мужчин и женщин) должна была двигаться по жаре, неся с собой свои вещи, бoльшую часть которых бросали по дороге – у многих не было сил их нести; было несколько случаев солнечных ударов, два старых человека умерли на месте

***