– Чтобы восстановить порядок в мире, – ответил он.
На следующий день он отдал распоряжение, чтобы траур длился девять дней, начиная со дня похорон. На десятый день объявил о помолвке, а в первый день лета отпраздновал свадьбу с незабываемым ликованием. Через три месяца девица родила, отнюдь не умерев, младенца мужского пола, за которого ты вскорости выйдешь замуж: с тех пор мы все зовем ее
Но Юная Невеста сидела неподвижно, глаз не сводя с Элегантной Дамы. Казалось, она вслушивалась, позабыв обо всем, в слова, которые задержались в пути, но теперь толпились, запоздавшие, лишенные звучания. Она их воспринимала с невольной досадой. Спрашивала себя, что такое стряслось с этим днем, отчего он так размяк, что выдал все тайны, вдребезги разбив, разрушив дар неведения. Не понимала, чего хотят от нее эти люди, столь скупые и столь щедрые на истины, которые ей казались опасными. Сама не зная как, она выдавила из себя вопрос, с трудом облекая его в слова:
– Если это секрет, откуда ты его знаешь?
Элегантная Дама ответила, не утратив непринужденности:
– Я родилась в Португалии и обучаю сексу девушек из хорошего общества.
– Ты.
– Тебе нужны уроки?
– Мне ничего не нужно.
– Да, тебе ничего не нужно, согласна.
– Или все-таки кое-что нужно.
– Говори.
– Можешь меня оставить ненадолго одну?
Элегантная Дама не отвечала. Она всего лишь подняла взгляд и посмотрела в зал, но так, будто бы она его опустила на шахматную доску, где кто-то начал партию, исход которой она в состоянии предсказать без малейших сомнений. Потом принялась стягивать, довольно медленно, великолепные перчатки, шелковые, красные, длиной до локтя, а сняв, положила их на колени Юной Невесте.
– Значит, хочешь остаться одна, – сказала.
– Да.
– Хорошо, согласна.
И она, Элегантная Дама, поднялась с места, без обиды, без спешки, без чего бы то ни было вообще. Так она поднималась с многих диванов, многих постелей, выходила из многих спален, многих жизней.
Л. тоже поднялась с места, но не так спокойно и мирно, ей вообще неведомы мир и покой, насколько я знаю. Она потянулась и посмотрела на часы.
– Черт.
– Тебе пора идти?
– Мне было пора идти уйму времени тому назад.
– Ты и
– Не в том смысле, придурок.
– Ты ушла и забыла на постели пачку сигарет, полупустую. Я несколько месяцев носил ее с собой. Иногда выкуривал по сигаретке. Потом сигареты кончились.
– Не начинай.
– Я не начинаю.
– И прекрати убивать себя в этой хреновой квартире, похожей на логово маньяка.
– Тебе вызвать такси?
– Не надо, я на машине.
Она надела жакет и поправила волосы перед своим отражением в окне. Потом постояла с минуту, глядя на меня; я думал, что она колеблется, стоит ли поцеловать меня на прощание, но в действительности она размышляла совсем о другом.
– Зачем весь этот секс?
– В каком смысле?
– Весь этот секс, в книге.
– В моих книгах почти всегда есть секс.
– Да, но здесь это просто наваждение.
– Ты думаешь?
– Сам знаешь.
– Наваждение – это уж слишком.
– Может быть. Но очевидно, что-то влечет тебя к описаниям секса.
– Да.
– И что же?
– То, что секс трудно описывать.
Л. расхохоталась.
– Ты не меняешься, а?
Больше она ничего не сказала. Ушла не обернувшись, не попрощавшись; она по-прежнему так поступала, и это мне нравилось.