Юность

Великая тоска, вечно точившая меня изнутри, исчезала, когда я читал эти книги, и стоило мне отложить их, как она тотчас же возвращалась. Так было все время, что я провел в училище. Я ненавидел авторитеты, выступал против обтекаемости того общества, в котором вырос, — с его буржуазными ценностями и материалистическими взглядами. То, чему нас учили, вызывало у меня отвращение, даже литература; все, что мне требовалось знать, настоящее знание, единственно нужное, было заключено в книгах, которые я читал, и музыке, которую слушал. Ни деньги, ни статус меня не интересовали, я знал, что главное в жизни в чем-то другом. Мне не хотелось учиться, не хотелось получать образование в традиционном заведении — университете, к примеру; меня тянуло путешествовать по Европе, ночуя на пляжах, в дешевых гостиницах, у друзей, которые появятся у меня по пути. Я подрабатывал бы, мыл в отелях тарелки, загружал или разгружал баржи, собирал апельсины… Той весной я купил книгу со списком всех мыслимых и немыслимых работ, которые можно найти в разных европейских странах. Но венцом всего должен был стать роман. Я сидел бы в какой-нибудь испанской деревушке и писал, потом поехал бы в Памплону бегать от быков, оттуда — в Грецию, на какой-нибудь остров, и там тоже писал бы, а спустя год или два вернулся бы в Норвегию с романом в рюкзаке.

Такой был у меня план. Поэтому я, в отличие от многих однокашников, не пошел по окончании учебы в армию и не поступил в университет, как все остальные, а отправился на Кристиансаннскую биржу труда и попросил список всех вакансий в Северной Норвегии.

— Ты, Карл Уве, значит, учителем решил заделаться? — спрашивали меня в конце лета.

— Нет, — отвечал я, — я стану писателем. Но пока мне надо на что-то жить. Я там поработаю с год, скоплю денег и поеду путешествовать по Европе.

Теперь это была не идея у меня в голове, а действительность, внутри которой находился я сам: завтра я сойду на причал в Тромсё, сяду на катер до Финнснеса, а дальше автобусом на юг, в крохотную деревушку Хофьорд, где меня обещался встретить школьный завхоз.

Нет, спать не получалось.

Я достал из чемодана бутылку виски, принес из ванной стакан, налил, отдернул штору и сделал первый, пробирающий до дрожи глоток, глядя на залитые удивительным светом дома.

На следующее утро, когда я проснулся около десяти, тревога отступила. Я сложил вещи, вызвал из автомата в лобби такси, вынес чемоданы на улицу, ждал и курил. Я впервые в жизни ехал куда-то, откуда не надо возвращаться назад. Никакого «назад» больше не существовало, так что и возвращаться было некуда. Мама продала дом и переехала в Фёрде. Отец с новой женой жили в Северной Норвегии. Ингве переселился в Берген. А я — я был на пути к своей первой собственной квартире. На пути к собственной работе, на которой смогу зарабатывать собственные деньги. Я впервые стал хозяином всех составляющих моей жизни.

Ох, как же это было охрененно!

Когда подъехало такси, я бросил на землю окурок, придавил его ногой и закинул чемоданы в багажник — его открыл таксист, пожилой коренастый мужчина с седыми волосами и золотой цепочкой на шее.

— На причал, — сказал я, усаживаясь на заднее сиденье.

— Причал большой, — он повернулся ко мне.

— Мне до Финнснеса. Мне надо на катер.

— Ясно, сделаем в лучшем виде. — Машина тронулась. — Ты туда в училище? — спросил он.

— Нет, — ответил я, — мне дальше, в Хофьорд.

— Вон оно чего. Рыбачить? Хотя нет, ты явно не рыбак!

— Я туда учителем работать еду.

— А, ну да. Ну да. Вы, южане, часто туда за этим ездите. Но ты же такой молодой, не? Туда же с восемнадцати принимают, не? — Он засмеялся и посмотрел на меня в зеркальце.

Я тоже рассмеялся.

— Я этим летом гимназию закончил. Наверное, это лучше, чем совсем ничего.

— Да, похоже, что так, — сказал он, — но ты про детей подумай тамошних. Учителя у них — вчерашние гимназисты. Каждый год новые. Неудивительно, что молодежь после девятого класса сплошь идет по рыболовецкой части!

— Да, — согласился я, — но я-то не виноват.

— Да ну, при чем тут — виноват, не виноват! Про виноват вообще речи не идет! Рыбу, знаешь ли, ловить намного приятнее, чем учиться! Чем сидеть и зубрить, пока тридцатник не стукнет.

— Я учиться не собираюсь.

— Зато учить будешь! — Он опять посмотрел на меня в зеркало.

— Да, — ответил я.

Несколько минут мы молчали. Потом он отпустил рычаг переключения передач и показал рукой вперед:

— Вон он, катер твой.

Он притормозил возле паромного терминала и, поставив на землю чемоданы, захлопнул багажник. Я протянул ему деньги. Как сказать про сдачу, я не знал и всю дорогу мучился этим вопросом, но теперь сказал лишь, чтобы он оставил сдачу себе, — этим все и решилось.

— Спасибо! — поблагодарил он, — и удачи!

Поездка обошлась в пятьдесят крон.

Когда он выехал на дорогу, я пересчитал оставшиеся деньги. Не густо, но на месте наверняка можно будет получить аванс, они же понимают, что пока я не начну работать, денег у меня не будет?