Юность Маркса

Женни фон Вестфален — красавица. Он любит ее с неистовством неугомонного Роланда. Нет, проза тривиальна, как вода реки Шпрее. Он отбрасывает начатую главу ради новых стихов к невесте.

Лишь одно скажу тебе я, Женни:Радостен привет прощальный мой,Ибо волн серебряных движеньеДышит лишь твоею красотой.Пусть же смело дней моих теченьеМчит сквозь бурь и водопадов вой.

Чтоб найти святое завершенье,Чтоб вернуться вновь к тебе одной.В яркие одежды облаченный,С гордым сердцем, с пламенным умом,От презренных пут освобожденный,Твердо я вступаю в царство прозы, —Скорбь отбросив пред твоим лицом, —

И цветут, как древо жизни, грезы.

Всю ночь горело и цвело воображение. На рассвете Карл наконец улегся спать и лишь в полдень проснулся. Открыв глаза, он долго и громко зевал. Вскинув короткие руки и ухватившись за перекладинки деревянной кровати, вытянулся и, отбросив коленом одеяло, проделал несколько неопределенных гимнастических движений. Ощущение силы, здоровья наполнило его.

Разом сев на постели, он осмотрелся вокруг. На подоконнике рядом с чашкой недопитого кофе валялись книги. Их растрепанные страницы, безжалостно исчерченные карандашом, исцарапанные нетерпеливым ногтем, говорили о многом. Карл не признавал бесцельных вещей. Книга была его помощником, более того — его рабом.

Отведя глаза от окна, за которым лил нескончаемый дождь, Карл увидал под кроватью, рядом с распростертым, изрядно измазанным шлафроком, «Риторику» Аристотеля. Как она туда попала?

Карл, широко зевая, сидел на постели, бледный, худой, веселый. Иссиня-черные волосы взъерошились и падали на шишковатый лоб, касаясь бровей.

Бедная Генриетта Маркс, лучшая хозяйка Трира! Все ее наставления сыну пропали, они так явно посрамлены и забыты. Хаос не смутил Карла. Он вскочил, погрузил в таз голову, набирая в рот воды, шумно отплевываясь и дурачась, как в детстве. Внезапно, без предварительного стука, распахнулась дверь, и появился Фриц. Он нес пакет сосисок, хлеб и масло. Отличный завтрак.

— А, Растиньяк с мозельских берегов! — приветствовал его Карл, отняв от лица полотенце.

Покуда Маркс тщательно чистил ботинки, растягивал изрядно смявшийся накануне мундир, долго отыскивал в груде белья рубашку, Фриц без смущения рылся в его бумагах. Он нашел две заветные, переписанные начисто в течение ночи, готовые к отправке в Трир тетрадки с посвящением Женни.

— Ого! — сказал он многозначительно, но не решаясь подтрунивать. — «Книга песен», часть первая. «Книга любви», часть вторая. Да ты всерьез занялся поэзией.

Карл подскочил к товарищу и сердито вырвал написанное. Но ловкий Фриц уже успел прочесть посвящение «дорогой, вечно любимой Женни».

— Женни Вестфален? Красивейшая барышня нашего города? Недотрога, аристократка — твоя невеста? — В голосе Фрица прозвучала зависть. — Значит, городские толки на этот раз верны. Сестра мне говорила как-то… Что ж, поздравляю. Но один князь позавидует тебе. Добыл сокровище…

Карл не мог скрыть удовольствия от этих слов Шлейга.

«Первая красавица Трира», — самодовольная улыбка осветила его лицо. Он гордился Женни; как всякий влюбленный, он был в своем чувстве тщеславен. Ему хотелось выслушать от земляка еще несколько похвал своей любимой, но боязнь показаться смешным остановила вопросы.

— Я не знаю девушки более гармоничной и совершенной на свете, — сказал только Карл, порозовев.

— Ах, друг, — продолжал Фриц, — я нередко думаю о том, что ты человек необыкновенный, хоть, по правде говоря, толком не могу дать себе отчета, чем именно. Есть в тебе этакая странная сила, этакая уверенность, и смотришь ты в жизнь прямо и как-то выше нас, и видишь что-то, чего я но вижу.

Карл, прищурившись, посмотрел на Фрица. Шлейг настороженно встретил его взгляд. Хотел понять ого душу, но не понял. Никогда не понимал.

— Вот все в тебе как будто просто, и учился ты в школе не лучше меня, а все не то.

И снова глубоко спрятанная зависть прозвучала в голосе Фрица.

— Я хотел бы идти своей дорогой, не обращая внимания на мнение других, — перефразировал Карл мысль Данте.

— Э, да тут и сам почтенный Гегель, — приветствовал Фриц большую книгу, уже основательно исчерченную нетерпеливой рукой Карла.

— Да, он грозит стать моим постоянным спутником, — при этом Маркс посмотрел снисходительным, ласково-прощальным взглядом на тетрадки стихов. — Для поэзии останется немного времени…

Дождь прекратился, начинался снег. Крыши побелели, осветив холодным светом комнату. Карл надел шинель и в сопровождении Фрица пошел на ближайшую почту. Три тетради стихов, тщательно завернутые и связанные ^в один толстый пакет, в почтовой карете отбыли в Трир.