Юность Маркса

Подобно всей фабричной детворе, девочка спала на том же месте, где проводила день: мистер Страйс считал слишком большой роскошью и транжирством постройку барака для рабочих. С них довольно было и того, что разрешалось на ночь стлать солому тут же, подле станков. На день солома сгребалась к стене почерневшего в вековой грязи полутемного строения. На рассвете отсыревший колокол поднимал рабочих на ноги, но никто не проверял, все ли разбужены, все ли встали. Пэгги очень устала. Нелегко вертеть ручку прядильной машины. Прежде чем уснуть, девочка долго плакала от обиды и боли. Жалкая тощая косичка долго вздрагивала на ее затылке. Земляной пол был таким холодным, что девочка, желая согреться, полезла со своей охапкой соломы под чан и зарылась между дровами. Утром рабочий, ведавший топкой, не заглянув в заготовленный костер, разжег пламя. Доски и солома вспыхнули. Неповторимый крик живьем сгорающего ребенка пронесся над цехом.

Пэгги вытащили полуживой. Сгорела косичка, почернело лицо, пластами отваливалась кожа. В полдень, когда колокол сзывал детей на молитву и скудный обед, Пэгги скончалась. Ее поспешно отнесли за фабричную ограду и зарыли на маленьком кладбище, которого боялись, как привидения, дети.

Мистер Страйс, умело выполнив все пасторские обязанности, водрузил над могилой деревянную дощечку с надписью:

ПЭГГИ ПОДКИДЫШ, ИЗ СОСТРАДАНИЯ ВЗЯТАЯ. ОПЕКАЕМАЯ С ХРИСТИАНСКИМ МИЛОСЕРДИЕМ ФАБРИКАНТОМ ДЖОРДЖЕМ Б. СТРАЙСОМ.

Прими, господи, ее грешную душу.

Джон ни за что не решился бы бежать, если бы не его закадычный друг Майкель. Джон никогда не задумывался над тем, что мир вмещает не только огороженный фабричный двор, кладбище за оградой и речку, куда сгоняли детей купаться в теплые дни, но и нечто за пределами владений Страйса. Майкель всегда помнил о море, о рыбачьем поселке, о городах, которые пересекал крытый фургон, везший в Манчестер проданных детей.

Где-то в морс, напротив Англии, находился, по сведениям мальчика, большой пиратский остров Америка. Туда следовало бы удрать от розог и псалмов фабриканта, от нудно скрипящих машин, от тошнотворных похлебок миссис Страйс.

По воскресным дням фабрика останавливалась. Но чтоб дети не озорничали и не привыкали к безделью, Джордж Б. Страйс заставлял их работать весь день не покладая рук. Праздники предназначались для уборки двора, корпусов и машин, для молитв и подведения итогов минувшей недели. В субботу вечером фабрикант учинял суд над провинившимися. После недолгого разбирательства проступков маленьких невольников начиналась порка изобличенных в нерадении, лени, ничтожном воровстве. Так как мистер Страйс считал, что люди не могут быть безгрешны, то все дети поголовно получали по тумаку.

— Если ты не изобличен, то это вовсе не значит, что не виноват, — приговаривал при этом в назидание хозяин.

Особенно доставалось Майкелю. Ни Боб, пи другие ябедники не могли поймать его с поличным, но Страйс неизменно подозревал мальчугана в бунтарстве и мучил с особенным удовольствием.

Однажды в субботний вечер, когда Джон укладывался спать под прядильной машиной, на которой работал днем, к нему подполз Майкель.

— Надоело! — сказал мальчик, подвернув рубаху и показывая синяки. — Надоела эта жизнь! Надо бежать в Лондон, а если там не устроимся, то поплывем в Америку. Хуже, чем здесь, нигде не будет. Я слыхал, что пираты хорошо едят…

Утром, ползая на четвереньках с тряпкой и метлой, друзья продолжали говорить о побеге. Джон твердо верил в то, что Майкель знает свет, что на него вполне можно положиться. Было условлено — в тот же вечер, после церковной службы, бежать в Манчестер и оттуда в столицу.

— Не пропадем! — убежденно повторял Майкель, разгоняя сомнения товарища.

Мальчики преодолели все препятствия и ушли незамеченные. Под утро добрались до Манчестера. Они удачно выпрашивали милостыню, надеясь набрать необходимую сумму, чтобы купить билет в почтовой карете. Но для этого нужны были месяцы нищенства. Боясь преследования, мальчики под проливным, не останавливающимся дождем, обычным для Манчестера, как солнце для тропиков, как снег для Ледовитого океана, направились в Лондон. Им предстояли многие дни тяжелого пути. Но дорожные стражники избавили беглецов от голода и сырой стужи. Их заметили, арестовали, вынудили сознаться во всем и под конвоем вернули мистеру Страйсу.

На большом фабричном дворе фабрикант судил их и высек на глазах у всех взрослых и малолетних рабочих.

Спустя месяц Майкель вторично, и на этот раз благополучно, сбежал, но Джон, потрясенный, напуганный пережитым, отказался в этот раз сопутствовать ему. Он остался на фабрике, работал с утра до ночи, голодал, болел, пел псалмы, получал порцию розог по субботам, по праздникам мыл полы и целовал руку миссис Страйс за порцию клейкого безвкусного пудинга на рождество.