Юность, Мурманск и журфак

Люди… не хорошие и не плохие, а ты правильно умеющий к ним относиться. Тебе звонят. Выжидаешь несколько гудков, типа ты занят. Потом радостно ведешь диалог. Врешь, что «дела отлично». Когда идеальный друг не спросит «как дела», он знает о тебе все. В каком настроении проснешься и что завтракаешь. А если не знает, то зачем интересоваться? Таким ты уж точно не скажешь правду. «Пиши, звони!», говоришь эту фразу, зная, что тебе позвонят, лишь позвав весело провести время. И ты уже не интересен, когда не выдаешь искрометных шуток, когда ты не «душа компании». Возможно, твоя душа сегодня вообще пуста. И смешить никого не хочется, а хочется, например, реветь… И вместе с тем быть нужным…и молчать вместе без напряжения…

О бродячей жизни

«Если ты пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек.

Если ты ходишь по грязной дороге, ты не сможешь не выпачкать ног».

Наутилус Помпилиус

Однажды ночью… он очнулся от ноющего холода в коленях и понял, что спит на улице у входа в какую-то ветхую лачугу. Дышать было трудно, и даже совсем не было сил на вдохи. Хотелось есть, да так сильно, до головокружения. От ступней до лица он словно превратился в огромный журчащий желудок, требующий пищи… хоть какой-нибудь, хоть сырой картошки… Руки его желтые-желтые, кончики ногтей черные от грязи, каждая ниточка рисунка, тянущаяся по ладони, пропитана асфальтовой копотью… самой кожи не видно. На нем мешковатый серый свитер и темные брюки, ботинки, куртка… Все очень большое, будто с чужого плеча, и жутко вонючее… Запах просто отвратительный, тошнотворный, резкий и ничем не заглушимый.

Светает, сейчас где-то полпятого утра…

Как этот парень здесь оказался? Морщится от боли и плачет совершенно слепыми глазами. Выбирается на улицу, боится увидеть в витринах магазинов свой облик, осознавать во что превратилось его лицо. Так голоден, что не может идти. Прошел час, может, два. Он в чужом городе, без денег и документов. Кто он теперь? Ему навстречу шелестящим потоком спешат люди. Осеннее дождливое утро. Одни смотрят на него осуждающе. Другие сочувствующе. Третьи поджимают губы так, словно лизнули кафель в общественном туалете. Жалость – это самое низкое, что может испытать один человек к другому. Люди стали такими глухими к чужим бедам, твердолобыми и толстокожими. Бездомный чувствует, как неторопливо и верно силы покидают его ноги. Парень осторожно передвигает их, но с каждым последующим шагом идти становится все невыносимее.

Умирает, наверно. От голода. Вглядывается в необъятность неба последний раз, в эти величавые деревья и распахнутые глаза домов, в который горит свет. За ними завтракают, целуются, за ними теплота и уют… там жужжат телевизоры и пылесосы.

Почему люди становятся бродягами?…

…Большинство спиваются. Нищие, никому не нужные они слоняются по улицам и пьют, пьют, умирают… Именно поэтому люди так не терпимы к бродягам. Некоторые оказываются втянутыми в жилищные аферы, обманутые черными риэлторами. А если некому помочь? Нет сил на доказательства? А другие, как бы абсурдно это не звучало, вырываются на улицу, как на волю, ощущают себя свободными, ничем не ограниченными странниками. Дромоманы. Странно это все, дико… Почему в самой большой стране мира, в нашей великой российской державе, пережившей так много войн, революций, бунтов, на улицах и вокзалах ночуют 4 миллиона бомжей?..